Экономические комментарии сегодня обычно посвящены инфляции или рецессии, но давайте вместо этого подумаем о перспективах экономического роста после того, как центральные банки, наконец-то, справятся с этими проблемами.
Сегодня заметен опасный встречный ветер, мешающий росту экономики. В наиболее развитых странах мира население стареет, а темпы роста рабочей силы замедляются, поэтому в качестве компенсации придётся повышать уровень производительности на каждого работника. Однако из-за стагнации инвестиций в физический капитал темпы роста производительности труда вряд ли будут высокими без существенных инноваций, связанных как с рабочими процессами, так и с продукцией. Изначально казалось, что активный переход на удалённую работу во время пандемии позволит повысить производительность (экономя время и помогая избежать дублирования капитала дома и в офисе), но теперь многие компании вновь начали ценить присутствие работников в офисе, по крайней мере, частичное.
Ещё одна угроза росту экономики связана с бедными странами, где домохозяйства из низов среднего класса невероятно пострадали во время пандемии, а теперь ещё и из-за инфляции цен на продовольствие и топливо. Многие дети не ходили в школу больше двух лет и, скорее всего, не вернутся туда. Это на всю жизнь сократит их потенциальный заработок, а также квалификацию рабочей силы в целом. Тем временем деглобализация – в виде возврата производства в страну («reshoring») или его перевода в соседние («near-shoring») или дружественные страны («friend-shoring») – грозит ещё сильнее затруднить этим людям поиск хороших рабочих мест. В долгосрочной перспективе слабость спроса в этих странах перекинется и на развитый мир.
Если мир не найдет новых источников экономического роста, он вновь захворает допандемической болезнью «вековой стагнации». Но на этот раз ситуация может оказаться даже хуже, потому что у большинства стран потенциал для стимулирования экономики будет ограничен, и потому что процентные ставки не снизятся быстрыми темпами обратно — к низким уровням, наблюдавшимся до пандемии.
Но, к счастью, есть и попутный ветер, которым можно воспользоваться. Хотя накануне пандемии объемы торговли товарами, похоже, достигли своих максимальных пределов, про торговлю услугами этого сказать еще нельзя. Если государства сумеют договориться об устранении различных ненужных барьеров, тогда новые коммуникационные технологии позволят предлагать многие услуги удаленно.
Если консультант, работающий из дома в Чикаго, может обслуживать клиента в Остине, штат Техас, тогда то же самое может делать и консультант, находящийся в Бангкоке (Таиланд). Да, консультантам из других стран, наверное, нужно будет открыть офис в США, чтобы гарантировать качество или удовлетворять жалобы. Но общий объем работ, который смогут выполнять глобальные консалтинговые компании, существенно вырастет (причем со значительно меньшими издержками), если их услуги можно будет предлагать через границы.
Аналогичным образом телемедицина все чаще применяется не только в психотерапии и радиологии, но и для рутинной медицинской диагностики (иногда при помощи оборудования на местах или практикующей медсестры). И здесь тоже глобальные организации (например, Cleveland Clinic) могли бы способствовать снижению информационных и репутационных барьеров, позволяя врачам общей практики, находящимся в Индии, проводить рутинный прием пациентов, находящихся в Детройте, при необходимости направляя их к врачам-специалистам в Детройте.
Крупнейшие барьеры для такой торговли услугами носят не технологический, а рукотворный характер. Совершенно понятно, что в развитых странах власти не позволяют врачам общей практики, находящимся в Индии, предлагать медицинские услуги без надлежащей сертификации. Но проблема в том, что в большинстве стран процедуры сертификации излишне обременительны. А что если бы мир смог договориться о едином процессе сертификации труда, выполняемого врачами общей практики? Страна с необычными болезнями могла бы усложнить дополнительными вопросами экзамен для тех, кто хочет вести врачебную практику в этой стране, но только тогда, когда это действительно необходимо.
Вторая проблема в том, что программы национального медицинского страхования обычно не оплачивают услуги, предоставляемые за пределами страны. Но если справиться с проблемой сертификации, тогда не будет никаких веских причин отказывать в этой оплате, особенно учитывая возникающую экономию средств.
Третий барьер касается данных и конфиденциальности. Ни один пациент не захочет делиться своими персональными данными или результатами анализов, если не будет уверен, что эти данные хранятся в секрете и защищены от злоупотреблений. В эпоху геополитической напряженности и экономического шантажа выполнение этих условий потребует не только обязательств со стороны поставщика услуг, но и заверений со стороны правительства страны, в которой базируется этот поставщик, что оно не будет нарушать конфиденциальность данных пациента. Демократические страны, способные принимать строгие законы о защите данных (в том числе устанавливать пределы доступа правительства их собственной страны к данным), будут лучше позиционированы, чтобы максимально участвовать в торговле услугами, чем авторитарные страны, где власть почти не ограничивается сдержками и противовесами.
Только представьте, насколько быстрее и финансово доступней для гражданина США стало бы обращение к врачу, если бы рутинные вопросы были переданы на аутсорсинг. Развитым странам это, несомненно, будет выгодно, равно как и развивающимся странам, потому что доходы, которые получат их врачи можно было бы использовать для найма большего числа работников на местах. Кроме того, снизилась бы вероятность эмиграции врачей, а технологии телемедицины они могли бы использовать для оказания услуг жителям отдаленных районов их собственных стран. Тем временем врачи-специалисты в развитых странах смогли бы расширить предложение услуг пациентам из развивающихся странах, которым не придется ездить в Нью-Йорк или Лондон, как они делают сейчас.
Но не воспротивятся ли поставщики услуг в богатых странах устранению барьеров, которые (наряду со сложностями конкуренции на расстоянии) гарантируют им высокие зарплаты? Может быть. Но на их услуги нерутинного характера все равно сохранится значительный внутренний спрос. А кроме того, если барьеры будут снижены повсюду, тогда они смогут обслуживать намного более крупные рынки, предлагая свои специализированные услуги с высокой добавленной стоимостью. Именно по этой причине у соглашения о снижении барьеров в торговле услугами, заключенное широким кругом стран, будет больше шансов на успех, чем у двусторонних соглашений.
Многие группы населения в развитых странах, в том числе промышленные рабочие, на которых пришелся основной удар глобальной конкуренции, получат выгоду от удешевления базовых услуг. По мере снижения экономического неравенства внутри и между странами будет укрепляться и глобальный спрос.
Другой потенциальный попутный ветер для роста экономики связан с «зелеными» инвестициями. Хотя российская война в Украине усложнила переход к чистой энергетике для Европы, значительная часть мирового капитала, создающего высокие объемы выбросов парниковых газов, по-прежнему нуждается в замене. Эти инвестиции могли бы дать новый старт мировой экономике.
Чтобы помочь этому переходу, каждая страна должна будет создавать разумные стимулы для бизнеса и потребителей, в числе которых инвестиционные кредиты, регулирование выбросов парниковых газов, системы торговли квотами на выбросы парниковых газов, плата на углерод. Кроме того, правительствам надо будет договориться о системе, возлагающей ответственность на страны с высокими объемами выбросов (обычно это богатые страны, менее уязвимые для изменения климата), с тем чтобы они помогали финансировать энергопереход в странах с небольшими объемами выбросов (обычно это более бедные страны, и более уязвимые).
Перспективы экономики в эпоху после пандемии и инфляции не выглядят исключительно мрачными. Но предстоит проделать большую работу, чтобы демонтировать искусственные барьеры и воспользоваться в полной мере существующими технологиями.
Рагурам Г. Раджан
