Автор: Георгий Почепцов
Мы всегда говорим, что живем в мире быстрых изменений, но скорее достоверно обратное — изменение максимально замедлены. Все институты общества направлены на то, чтобы удерживать общество от изменений. В противном случае мы просыпались утром в совершенно новом мире. Это могли бы быть другие города, иные семьи, новые профессии…
Общество и особенно государство максимально консервативны. Их идеал — это отсутствие изменений, поскольку удержание старого порядка, к тому же заданного наперед, требует наименьших затрат. Каждый отдельный человек имеет право только на мини-изменения, которые не затрагивают других. Одновременно общество пытается диктовать модели миниповедения, размещая статьи типа — можно ли принимать витамин Д или что лучше есть на завтрак…
Под давлением государства и общества массовое сознание пытается удерживать и индивидуальные модели поведения. Эти зоны вне контроля можно найти только вне места работы и социальных контактов. Мы там чужие и можем позволить себе новые типы поведения. Нас никто здесь не накажет.
Консервативные типы поведения — в закрытых структурах. Например, это армия, это тюрьма, где жестко отслеживаются разрешенные и запрещенные вариации. Есть определенная консервативность на уровне общества, с помощью которой создается и удерживается идентичность.
Есть жесткая политическая консервативность. Где оппонент начинает приравниваться к врагу. Россия, к примеру, с каждым годом усиливала роль запретов, облегчая проблемы управления для власти. Их находили и в настоящем, и в прошлом, чтобы оправдывать ужесточение политики.
Получается, что это определенная слабость страны, поскольку любое отклонение трактуется как предательство. Введением категории иноагента Россия контролирует информационные и виртуальные потоки, запрещая им выступать на публике. Можно иметь иные мнения, например, о цветах, но не о власти.
Государство в принципе не любит критики. Оно готово наказывать за это самыми страшными карами. Государство считает, что оно никогда ошибается. Всякого рода «искривления» оно видит только в истории, когда власть была другой.
Для этого приходится управлять историей и в дне сегодняшнем. В новых российских школьных учебниках по истории, например, убирают упоминания Киева [1]:
— «если в старом издании говорилось, что летопись «Повесть временных лет» написал монах Киево-Печерского монастыря Нестор, то в новой версии Нестор назван просто монахом, без уточнения места, где он жил и работал»;
— «в старой версии говорилось, что князь Владимир крестил весь народ в Киеве, в новой — «в столице». Еще одно: было «После смерти Олега в Киеве стал править князь Игорь», а стало — «После смерти Олега Русью стал править князь Игорь»»;
— «Кроме того, в учебнике по истории России за шестой класс поменялась дата, которая считается моментом основания Руси как государства. В редакции 2016 года говорится: «882 год, когда Олег объединил Новгород и Киев, многие историки называют условной датой образования Древнерусского государства». В редакции 2023 года написано: «Постепенно наибольшее значение приобрела династия князей, которые возводили свой род к Рюрику. С его призванием в 862 году в Новгород связывают образование государства Русь»»;
— «Произошли изменения и в учебнике по истории России для 6-го класса. Здесь была «подкорректирована» дата, которая считается годом основания Киевской Руси (теперь – просто Руси). В учебниках, изданных в 2016-м году Древнерусской государство было условно основано в 882 году, однако за прошедшие с тех пор 7 лет, в умах российских историков произошли значительные изменения, и они решили, что отныне будет так: «Постепенно наибольшее значение приобрела династия князей, которые возводили свой род к Рюрику. С его призванием в 862 году в Новгород связывают образование государства Русь». Сообщается также, что «уточнения роли Киева в истории России» будут включены и в методические материалы для учителей средних школ» [2].
Политика сложнее истории. Ошибки в истории давно позади, а в политике они всегда на виду. Здесь все являются современниками сегодняшних ошибок. Но они часто еще не различимы, являясь подводными камнями, мешающими будущему.
Ужас политики и пропаганды в том, что она вмешивается во все вопросы. Причем занимаясь не столько описанием ситуации, как ее программированием. Здесь все готово для экспериментов, например, есть даже современный опыт заработка на пропаганде с помощью водки. Вот пример этого рода:
— «В одном из супермаркетов Москвы покупатель снял на камеру водку «Слёзы Зеленского», судя по упаковке, из лимитированной версии. Прикол, что продают в московских супермаркетах. Водка «Слёзы Зеленского». Ну, дают, конечно. Вместе с крепким напитком пользователи твиттера постят снимок консервированных носков за 190 рублей. Маркетологи поместили аксессуар 40-44 размеров в банку для консервов, дополнив этикетку георгиевской лентой, триколором и надписями «Zадача будет выполнена» и «Zа победу»» [3];
— «Депутат Государственной думы Султан Хамзаев обнаружил на столичных прилавках водку с неофициальной символикой специальной военной операции. Такой маркетинг разозлил патриотическую общественность. — Вот такой «патриотический продукт» предлагают алкогольные компании, которые в попытке заработать любой ценой завлекают людей выбирать именно их водку, — сообщил депутат. Этикетка выполнена в черном цвете, надпись на ней гласит: «Своих не бросаем». В центр бутылки производитель поместил литеру Z» [4].
Но апофеозом была водка «Путинка». Она автоматически обросла политикой, даже продавалась дешевле перед выборами. То есть была нащупана невидимая линия связи с народом:
«— Мы отталкивались от советской безымянной водки, которая появилась на прилавках в 1983 году, стоила дешевле других водок и в обиходе получила название «андроповка», — вспоминает маркетолог Станислав Кауфман, который в 2002 году, работая в компании «Винексим», придумал теперь хорошо известный водочный бренд «Путинка». Уже спустя 3 года «Путинка» стала лидером продаж в России — в год продавалось 40 млн литров. На то же время в России пришелся пик смертности от связанных с употреблением алкоголя причин. Кауфман признается, что рассчитывал воспользоваться популярностью президента Путина среди россиян, «найдя для бренда уменьшительно-ласкательную форму его фамилии». Дмитрий Песков, пресс-секретарь президента, как-то заявлял, что Путин крайне негативно относится к попыткам использовать его имя в коммерческих целях. Однако «Путинке» это ничуть не помешало — она продавалась и продается. И на это есть веские причины. Компания «Винексим», изобретая новый бренд, знала, к кому обратиться. «Олег Плахута, совладелец „Винексима“, попросил Ротенберга получить разрешение от Путина (на использование его имени) и преуспел в этом» <…>. В итоге Плахуте пришлось поделиться долей в придуманном им бизнесе . Его совладельцами стали Путин и Ротенберг: они с самого начала контролировали все заработки на «Путинке» — от права на бренд до производства и торговли именной водкой президента» [5].
Так пропаганда переросла в бизнес, причем большой бизнес, приносящий хорошие прибыли. А без финансирования ни одна сегодняшняя пропаганда работать не будет. ««Вы не представляете, какие огромные это деньги», — говорит источник. По его словам, еще в нулевые годы дистрибуторы, желавшие торговать «Путинкой», носили Ротенбергу сумки, набитые наличными, — в виде платы за разрешение продавать водку имени президента. Часть этих денег «всегда предназначалась Путину», говорит он» (там же).
И о работе на выборы — водка ведь патриотическая, поэтому и здесь ей нашлось применение: «В феврале 2012 года, за две недели до очередных выборов президента, на которых вновь баллотировался Путин, крупнейший дискаунтер страны — торговая сеть «Пятерочка» — объявил о начале промоакции водки «Путинка», снизив стоимость бутылки на 27%. Заявленная акция продлилась до открытия избирательных участков 4 марта» (там же),
— «на производстве, роялти и продаже напитков под брендом «Путинка» с 2004 по 2019 год можно было заработать от $400 до $500 млн. И Путин немало сделал, чтобы заработать эти деньги. В начале 2015 года минимальная розничная цена водки, которую устанавливает государство, впервые была не повышена, а снижена — до 185 рублей. Эксперты тогда недоумевали — как это согласуется с курсом на борьбу с пьянством? Все было просто: дело в том, что главными бенефициарами того решения стали производители дешевых водок, в том числе «Путинки». Встречаясь тогда с Госсоветом, президент заявил: «Нелегальная водка, всякие суррогаты, спиртные напитки подобного рода возникают из определенной завышенности цен на легальную продукцию». О личной заинтересованности в дешевой водке Путин не сказал ни слова» (там же).
От управления массовым сознанием с помощью водки перейдем к управлению историей. Это в принципе характерная черта советского времени, когда, к примеру, подписчики Большой советской энциклопедии получали уведомления, какие страницы из какого тома следовало изымать, что было в период острой борьбы с «врагами народа». В лагерях пропадали люди, одновременно их убирали из истории. Нечто подобное происходит и сегодня с так называемыми «иноагентами».
Прошлое делается зеркалом настоящего, оно начинает меняться в зависимости от того, что является важным и главным для сегодняшней власти. Это делается для того, чтобы усилить настоящее, поэтому в прошлом активно ищутся его приметы, позволяющие обосновать имеющееся.
И еще: в прошлом есть много лишнего и вредного, чего не следует переносить в сегодняшний день. Ведь, как известно, примеры заразительны. По этой причине историю старательно подчищают. Политика формирует историю под себя. В результате бездорожье превращается в шоссе, ведущее в сегодняшний день.
История — это факты, поэтому возможен тот или иной отбор фактов для отбора в сегодняшний день. Эти факты берутся и в школьный учебник. Они же становятся основой художественного фильма. Фигуры, на которые не хочет смотреть сегодняшняя политика, легко отсеиваются, не проходя сквозь сито власти.
Л. Гозман справедливо подчеркивает: «хотя государство Путина вовсе не является ремейком СССР, его отношение к контролю за прошлым и вообще ко времени абсолютно советское. История переписывается: с Гитлером мы воевали одни, о ленд-лизе, боях в Италии, в Греции, в Нормандии, в Африке никто не вспоминает. Как и в целом о «наших доблестных союзниках», как их называл Сталин. Против нас был объединенный Запад (иногда, чтобы было понятно, говорят «Евросоюз» или «НАТО», которых тогда не было, но это неважно — танков «Леопард» во время Сталинградской битвы тоже не было). Как при большевиках, старые учебники изымаются, на их место приходят новые, Волгоград хоть на день, но становится Сталинградом, открываются памятники князю Владимиру, Ивану Грозному и Иосифу Сталину. Зато архивы остаются закрытыми, а общественные организации, занятые поисками истины о прошлом, запрещаются. Это всё о борьбе не с неправильным восприятием сегодняшнего дня — о борьбе за прошлое!» [6].
И еще: «Многое из этого они делают для себя, чтобы самим поверить и успокоиться, — уж больно тревожно им в реальности. И вот они выпускают какую-нибудь пропагандистскую чушь, вроде фильма «Т-34», — не смог найти ни одного человека, который бы его посмотрел, — и объявляют его лидером проката. Значит, людям нравится, значит, они верят, значит, мы еще повоюем, может, и Киев возьмем. Но есть и вторая задача, которая выходит далеко за пределы примитивной агитки. Советские, а по нынешним временам российские чудо-богатыри не просто неуязвимы для пуль и легко в одиночку справляются с десятками фашистов. Они в критической ситуации — в бою, на допросе в гестапо, да и на трудовом фронте, — теряют всякую индивидуальность, становятся совершенно одинаковыми. Человеческие чувства — страх, например, или тоска по близким — исчезают, личность заменяется некой эманацией государства — Сталиным, Партией, Отечеством. Они становятся лишь его, государства, воплощением. Это и есть — по СССР и по Путину — идеальный человек» (там же).
Сегодня в Россию вернутся даже пионеры, причем под тем же названием. Именно так Путин предложил назвать новую детскую организацию. Радостно читаются сводки из прошлого: «В 1924 году, после смерти Владимира Ленина, детская организация получила его имя. Пионерская организация была самой многочисленной из детских объединений Советского Союза — к 1980 году в ней состояли более 19 млн школьников. 1 октября 1990 года на Всесоюзном слете пионеров было объявлено о прекращении деятельности Всесоюзной пионерской организации им. Ленина» [7].
Это такой замкнутый круг, осталось вернуть и еще одно правильное название — ВЧК или НКВД, поскольку старая практика, хотя и в более мягкой форме, уже вернулась, а вот обозначение — нет.
По исторической войне по отношению к Украине хорошо видно, что история стала заложником политики. Более того она в очередной раз становится аргументом в войне. И придуманная политиками бумажная история начинает воплощаться в сегодняшнюю жизнь. Ее даже вписали теперь в происходящий слом международной системы миропорядка.
А. Дугин, хотя лично с ним Путин познакомился только после смерти дочери, прочно занял для страны место главного философа войны, поскольку такой посыл, вероятно, он услышал из личного общения с главнокомандующим.
Дугин, по сути, пишет страшные вещи. При этом видно, что они доставляют ему удовольствие, он хочет писать страшнее и еще страшнее [8]:
— «Существует досадное предубеждение, будто мир во всех случаях предпочтительней войны. И, несмотря на объективную картину человеческой истории, несмотря на постоянное и все более масштабное опровержение пацифистских утопий, эта наивная, в высшей степени безответственная позиция и не думает испаряться. Напротив, аргумент мира – «лишь бы не было войны» – становится определяющим для принятия важнейших судьбоносных решений»;
— «От войны не уйти, и не надо пытаться. Важно, напротив, постараться точно определить принадлежность к своему войску и к своей части, научиться навыкам боевого искусства и познакомиться с ближайшим командиром. Неважно, объявлена уже война или еще нет. Она не заставит себя ждать. Она предопределена. Она сзади нас, она впереди. Она вокруг. Другое дело – какая война, за что, с кем и где? Но это второстепенно. Это выяснится по ходу дела. Главное – осознать факт мобилизации, принять его, сжиться с ним. А дальше начинается иная история”;
— «Тьмы народов и народцев, культур и культов бросили нам, русским, смертельный вызов. Запад как цивилизация отказывает нам в праве на то, чтобы мы могли быть иной, отличной от него цивилизацией, – и это война. Наши бывшие братья по единому государству отказывают нам в том, чтобы уважать нашу силу и наш масштаб, – и это война. Западные соседи, поощряемые атлантистским могуществом, угрожающе потрясают нам хилыми рыжими кулачками – и это война. Азиатские орды косят злым глазом на наши южные и восточные просторы – и это война. Наша добрая весть, выстраданный, выплаканный, отвоеванный нами восторг Русской Духовной Мечты оплеваны сторонниками иных культурных форм – и это война. Мы стремительно растворяемся в небытии – как призрак, теряя свое единство, свою сплоченность, свое русское, самобытное, уникальное, тревожное и необъятное «я», – и это война»;
— «Советский генералитет был лоботомирован партноменклатурой. Но речь идет о совершенно конкретной группе военных. Сам архетип кшатриев это затронуть не может. Поэтому люди, которые приходят в армию сегодня, теоретически свободны от гипнотических комплексов старшего поколения. В данном случае воинский архетип вполне может взять свое, даже вопреки обработке унизительным и разлагающим стилем, который всецело унаследован нашей армией от предыдущего периода».
Система ищет обоснование своей воинственности и агрессивности. В ответ и появляются философы войны. Пастухов пишет о Дугине в своем телеграм-канале: «Дугин – это идеолог без портфеля. По роли – это Сурков, но без прямого доступа к власти. Дугин, в отличие от Суркова, находится не в статусе «допущенного к столу» (пользуясь метафорой Фазиля Искандера), а в статусе «стремящегося быть допущенным к столу». Он формирует «пограничные нарративы», востребованные как «системным», так и «несистемным» национал-большевизмом. Любопытно, что, хотя идеалу Дугина в полной мере соответствует именно Стрелков с его КРП, Дугин откровенно лебезит перед Пригожиным и воспевает «оркестрантов», что доказывает, что сумасшествие «Пьеро» — штука наигранная, и он гораздо более практичен, чем демонстрирует на публике» [9].
И еще: «Вся эта комедия ломается с одной-единственной целью – поставить под контроль «человека с ружьем», который с каждым днем войны будет становиться все более значимой силой в гниющем российском обществе. Кремль, как всегда, играет (стреляет) здесь с двух рук. Главное, чтобы не промахнулся и не застрелился. Потому что одно дело — «хомячки» образца 2011-2013 годов, и совсем другое — «медведи в портупеях» образца 2022-2024 годов».
Певцы войны приходят тогда, когда власть их зовет и дает трибуну. Население слышит то, что ему усиленно подают. Во времена до войны 43-45 годов в одном из фильмов была песенка водовоза со словами «без воды и не туды, и не сюды». Сегодня Дугин поет сходную песню войны: без войны и не туды, и не сюды…
Пастухов пишет в своем телеграм-канале о сдвиге России на правый фланг как следствия всех этих процессов: «на этот раз по мотивам статьи Дугина о великом и ужасном «послепутине», — должен сказать, что оно того стоило. И не столько из-за самого текста, хотя он и нетривиален даже на фоне других дугинских антиутопий, сколько вследствие возникшей в России общественно-политической ситуации, которая предполагает, что все сколько-нибудь интересное и значимое в ближайшие месяцы, а может, и годы будет происходить на правом фланге или с подачи правого фланга. И не потому, что правый фланг тут как-то особенно силен, а потому, что левый фланг в полном составе отправлен на скамейку запасных, а на месте центрального нападающего давно играет вратарь, который ловит мячи руками по всему полю и никому не пасует. Собственно Путин (вратарь) допустил во внутренней политике ту же ошибку, что и во внешней: разрушил баланс сил. Во внешней политике, объявив вендетту Западу, Кремль попал в стратегическую зависимость от Китая. Во внутренней политике, разгромив ненавистных либералов, Кремль сделал себя зависимым от крайних правых националистов, которые проповедуют то же, что и Кремль, но более внятно, жестко и прямолинейно. Взаимоотношения между Кремлем и этим радикальным правым флангом будут нервом политического процесса в обозримой перспективе. Статья Дугина показывает, что правые исподволь готовятся переступить в этих взаимоотношениях «красную черту» — то есть перешагнуть через Путина в свое неограниченное никакими условностями «послепутина»» [9].
Советский Союз серьезным образом жил войной. Искусство и культура всегда ее прославляли. И это называлось патриотическим воспитанием, которое по сути превращала в норму смерть. Смерть на поле боя становится целью каждого…
Атмосфера войны никогда реально и не уходила. И советское, и постсоветское время воспитывало своих граждан на героических образцах поведения. Аксиомой в этом подходе является жертвование личной биологической жизнью ради выживания социальной группы. Жизнь всех важнее жизни одного. Социальное побеждает биологическое.
Это присутствует на всех уровнях и особенно важным становится в литературе и искусстве во времена, когда войны в физическом пространстве нет. Тогда она продолжает «жить» в пространстве информационном и особенно виртуальном. Лозунг пионера «всегда готов» становится лозунгом взрослого.
Так было всегда. Вот слова современника: «В мужчинах моего поколения есть что-то очень созвучное этой войне. «Последнее советское поколение» мужчин выросло в странной атмосфере всеприсутствия войны. Культ Великой Отечественной войны стал частью повседневной жизни, не вполне совпадая с культом Победы. В то же время постоянно шли какие-то другие войны, без победы и без поражения. А еще мы застали Холодную войну — самый финал, с ракетной игрой на нервах. Страх ядерного взрыва стал для некоторых одним из ранних впечатлений детства (с удивлением вспоминаю, что в детском саду я играл в атомную войну). Потом Афганистан, непонятно кому и зачем нужный, первая и вторая война в Чечне. «Скоро вас туда отправим, изучайте автомат — пригодится», — шутили офицеры на моей военной кафедре» [10].
И еще: «Так что эта война готовилась давно, и готовилась она в наших душах. Внутри себя большинство из нас давно дали согласие на то, что эта война нас сожрет. «Любо, братцы, любо!» — и всё понятно. И значит, надо идти, танкист ты или казак (как в основном варианте этой песни). В головы мужчин моего поколения (и не только) буквально встроена героическая версия этого генератора самопожертвований. Именно она сработала весной-летом 2014 года. Тогда мужчины со всех концов России отправлялись воевать в Донбасс. Но кажется, в 2022-м мощности этого генератора уже было недостаточно. И это — хорошая новость. Поэтому российский главнокомандующий нехотя, но объявил частичную мобилизацию прошлой осенью. Надеюсь, на этом генератор окончательно сломается: эпоха «народных войн» миновала, а кроме готовности «погибнуть за Родину», он ничего не производит. Надеюсь, катастрофа этой войны станет страшной ценой, которую нужно заплатить, чтобы наконец отменить безусловную приемлемость смерти на войне для российских мужчин, и мы сможем спокойно заниматься другими делами: детьми, родителями, строительством собственной жизни и собственного дела» (там же).
Мир может быть правильным и не очень. В неправильном мире люди гибнут, не понимая за что. Путин принял «пацанское» решение, обнаружив, что корабль «Украина» начал стремительно удаляться от его берегов. Кстати, сегодня наконец возник новый главный аргумент СВО, о котором молчали, а все говорили о непонятной борьбе с нацистами. Этот аргумент — не дать Украине возможности вступить в НАТО [11]. И слова эти пришли из уст Д. Пескова.
Соответственно в новом мире глашатаи агрессивной политики выходят на первый план. Именно барабаны войны определяют набор людей, которых должны слушать. Их показывают так часто, что никто не может уйти от их мудрых указаний. Вот рейтинг РОМИРа [12]:.
с характерной первой пятеркой: Путин, Лавров, Шойгу, Мишустин, Соловьев. Далее: Медведев — шестой, Михалков — восьмой. То есть Соловьев и Михалков, являясь людьми чистого «говорения» оказались на вершине властной вертикали, поскольку четко отвечали чаянием времени.
Правильный мир можно создавать жесткими и мягкими методами. Жесткость не оставляет право на вариации, заставляя всех идти единым строем: и в мозгах, и в словах. Вся культура ставится на службу идеологии и политики. Отсюда сегодняшний конфликт между артистами и властью. Он проистекает из того, что искусство и культура во все времена обладали правом на отклонение, исходя из творческого характера этой сферы. Если ее начать жестко детерминировать, культура «выдыхается», поскольку право на собственное лицо артиста, писателя или художника исчезает. Они для публики как раз интересны только тем, чего нет у других. Искусство и культура в отличие от производства не строятся на повторе, они каждый раз должны создавать принципиально новый продукт. В этом отличие эстетического продукта, даже массового (см., например, с каким трудом входил “в массы» русский авангард, который сегодня оценивается в миллионы, а начинался с 15 рублей в комиссионном магазине [13 — 14]).
«Миру — мир» был такой лозунг в советское время. Сегодня Россия живет под новым лозунгом «Миру — войну». М. Симоньян пишет в своем телеграм-канале: «О начале третьей мировой войны беспокоиться нечего: она уже начата. Надо беспокоиться о ее конце, куда она вывернет. Совершенно очевидно, что они не остановятся. В следующий раз беспилотник будет в наших водах. Мы должны быть к этому готовы: будут подводные лодки Украине, самолеты, все, что возможно, кроме ядерного оружия. Будут военнослужащие: украинские-то заканчиваются. Сначала наемные, а потом и действующая армия. Их, пока они нас не уничтожат, не остановит ничего, кроме одного — неминуемой угрозы их собственной жизни» [15].
Как видим, Симоньян тоже полководец и готова отправлять на войну новые тысячи людей. Но главным остается Соловьев. Стас Васильев, российский блогер, сказал о Соловьеве, что это «человек в некоторой степени самоотравился пропагандой» (см. о нем [16 — 19]). Он имеет в виду, что Соловьев постепенно сам начинает верить в то, что говорит.
Но важно то, что Стас еще сильнее не любит Навального: «Так уж получилось, что мы все подсели на ролики не только Никиты Михалкова. [Блин], мне Соловьёв намного больше нравится. Это [офигенно]. Конечно, я смотрю его не то, чтобы как фрика… Типа, [блин], Соловьёв — пропагандист, ужасный человек, я с этим не спорю. Но он, [блин], адекватнее Навального» [20].
Наш сложный мир телепропаганда не только упрощает до черно-белого понимания, но и в каких-то аспектах усложняет. Экранные враги потом могут оказаться реальными друзьями. Люди имеют свои личные истории любви/вражды.
Пропаганда управляет нашими целями, она их называет для нас, чтобы мы послушно шли туда, куда нам указывают. Сегодня — на войну, завтра — к миру. Пропаганда знает все наперед.
