Знания — это ключ к экономическому процветанию. Технологии, инновации, ноу-хау — все это появляется благодаря открытию новых способов производства товаров и услуг, которые нас обогащают. Знания — это также архетипичное «общественное благо»: новые идеи могут приносить пользу каждому; и, если власти или монополии не ограничивают их распространение, использование идей никак не уменьшает их доступность. Это особенно важно для бедных стран, потому что это означает, что им не приходится изобретать колесо заново. Они могут просто внедрять технологии и методы, придуманные в богатых странах, для содействия собственному экономическому развитию.
Экономисты и политики давно оценили экономическое значение знаний, но они не уделяют достаточного внимания условиям, в которых эти знания становятся полезными. Контекст очень важен: любое несоответствие между условиями, в которых появились те или иные идеи, и спецификой условий, в которых они затем применяются, может существенно снизить ценность приобретения знаний.
Например, кукуруза растет во всем мире, но в зависимости от местной экологии она подвергается разным угрозам в окружающей природе. Понятно, почему научные исследования и разработки сосредоточены на создании устойчивости к вредителям, которые чаще всего встречаются в Северной Америке и Европе. Тысячи биотехнологических патентов связаны с борьбой с европейским кукурузным мотыльком, но лишь пять уникальных патентов выданы инновациям, защищающим от разновидности стеблевого мотылька, которая в основном встречается в Африке южнее Сахары.
Изучив эти и многие другие примеры, экономисты Джейкоб Москона и Картик Састри из Гарвардского университета пришли к выводу, что неподходящий характер технологий, разработанных в развитых странах, может стать серьезным препятствием для роста производительности сельского хозяйства в регионах с низкими доходами. Согласно их анализу, на одно только несоответствие знаний о кукурузных вредителях и патогенах может приходиться до 15% мирового неравенства в уровне аграрной производительности.
В ходе недавней дискуссии, организованной Международной экономической ассоциацией (IEA), Москона и другие эксперты представили массу различных иллюстраций идеи неподходящих технологий. Мирей Камариза, биоинженер из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, рассказала, что разработка технологий диагностики туберкулеза и других инфекционных болезней, от которых в основном страдают страны с низкими доходами, сильно отстает от разработки технологий диагностирования болезней, распространенных в богатых странах.
Когда по богатым странам ударил Covid-19, через несколько месяцев появились сотни видов диагностических тестов. Но потребовалось больше столетия, чтобы достичь сравнимого прогресса в борьбе с туберкулезом. Кроме того, передовые методы диагностики туберкулеза до сих пор требуют наличия профессионального технического персонала и стабильного обеспечение электроэнергией, хотя в регионах с низкими доходами все это может быть недоступно.
Несоответствие можно увидеть и внутри стран, если технологии, разработанные в интересах определенных групп населения, начинают применяться более широко. Например, автоматизацию и цифровые технологии можно называть неподходящими, если они приводят к нежелательным последствиям для множества работников. Как отмечает Энтон Коринек из Вирджинского университета, все инновации являются обоюдоострыми: в совокупности они могут повысить производительность, но при этом они способны создать резкий эффект перераспределения доходов в пользу владельцев капитала относительно работников. А если общий прирост производительности оказывается не очень большим, тогда негативный эффект перераспределения доходов может его легко перевесить (с социальной точки зрения). Этот феномен экономисты Дарон Аджемоглу и Паскуаль Рестрепо называют «так себе» инновациями.
Роботы — это самый яркий пример подобных изменений, негативных для работников, а появление технологий искусственного интеллекта (ИИ) расширяет те сферы, где могут возникнуть существенные конфликты по поводу распределения доходов. Как отмечает Коринек, чатботы, заменяющие работников-людей, повышают доходы для инженеров, которые разрабатывают ИИ-технологии, и для владельцев компаний, но лишают рабочих мест трудящихся с низким уровнем образования. Этот эффект оказывается еще сильнее в развивающихся странах, где дешевая рабочая сила является единственным сравнительным преимуществом.
Кроме того, на основании знаний не только создаются семена или программное обеспечение, но и формируются культурные нормы. В ходе той же самой дискуссии, организованной IEA, экономист Нейтан Нанн рассуждал об иной, временной форме несоответствия, когда знания и методы, подходившие для общества в одно время, позднее перестают нормально функционировать. Культурные традиции передают полезные знания будущим поколениям. Например, религиозные ритуалы способны помочь в координации посевной, а особые технологии приготовления еды, переданные молодежи пожилыми членами семьи, могут защитить от токсинов в пище. Однако культурные нормы эволюционируют медленно, поэтому быстрые изменения в обществе могут привести к «эволюционному несоответствию».
Опираясь на результаты своей совместной работы с Леонардом Ванчеконом, Нанн приводит в качестве примера травматичный опыт Африки с трансконтинентальным рабством. В обществах Африки, имевших наиболее активные контакты с работорговцами, выработалось глубокое недоверие ко всем чужакам, поэтому у них появилась культурная особенность, явно контрпродуктивная для развития процветающей рыночной экономики в современном мире. А отрицательное отношение американцев к перераспределению доходов, судя по всему, объясняется высокой степенью экономической мобильности в прошлом страны, но не ее современными реалиями.
Какую бы форму ни принимали неподходящие технологии или культурные нормы, эти несоответствия нужно устранять для того, чтобы знания приносили пользу обществу. Одна из стратегий — улучшать осведомленность о проблеме. Именно этот путь позволил экологическому движению направить потребительский спрос в сторону от ископаемого топлива и мобилизовать поддержку развития возобновляемой энергетики. Аналогичное движение под лозунгом «технологии для работников» могло бы перенаправить разработку инноваций в более благоприятную для трудящихся сторону. Расширение роли соответствующих стейкхолдеров (например, работников или бедных стран) в принятии решений об инновациях и технологиях помогло бы защититься от внедрения неподходящих технологий.
Критически важна и государственная политика. Зеленая революция в XX веке была мотивирована пониманием, что рост производительности сельского хозяйства в странах с низкими доходами потребует разработки видов семян с высокой урожайностью, подходящих для тропического климата. Сегодня у нас нет аналогичных многосторонних проектов, призванных ликвидировать глобальное технологическое неравенство, но Москона указывает на ряд стран со средним уровнем доходов (Индия, Бразилия, ЮАР), у которых есть потенциал для разработки технологий, более подходящих развивающимся странам.
Впрочем, даже в этих странах инновационная деятельность обычно следует за нормами и предпочтениями Силиконовой долины, а не за местными нуждами. Властям и инноваторам стоит помнить о том, что нам придают силу не просто знания, а полезные знания.
Дэни Родрик
