МНЕНИЕ
Основные политические партии когда-то действовали как губки, поглощая экстремистов и обезвреживая их. Похоже, это уже не так …
Меньшинства занимают особое место в либеральных демократиях, их права охраняются институтами от тирании большинства. Однако несколько ведущих мировых демократий сейчас борются с совсем другим явлением — с тем, что можно назвать тиранией меньшинства.
В Соединенных Штатах некомпетентный демагог не только стал президентом, но и ободрил маргинальных деятелей, которые теперь контролируют Республиканскую партию и держат в заложниках одну палату Конгресса. Правящая Консервативная партия в Британии также толкается все дальше и дальше вправо меньшинством идеологов — в частности, в отношении «Европы». Новое правительство премьер-министра Биньямина Нетаньяху в Израиле не может функционировать без поддержки крайне правых министров, которые всего несколько лет назад были бы уволены как опасные фанатики.
Взгляды этих меньшинств отличаются от взглядов большинства их сограждан, которые склоняются к золотой середине. Тем не менее, в большей или меньшей степени радикалы теперь диктуют политику своим народам в целом.
Отчасти в этом виноваты старые или несовершенные избирательные правила. Партийные лидеры или кандидаты в США и Великобритании избираются небольшой группой избирателей, часто более шумной и радикальной, чем мейнстрим. В США архаичная Коллегия выборщиков наделяет небольшие сельские штаты такой властью, что президенты могут быть избраны без получения большинства голосов избирателей.
Кроме того, в де-факто двухпартийных государствах основные партии действовали как губки, поглощая экстремистов и делая их относительно безвредными. Похоже, это уже не так в США и Великобритании, где авторитет умеренных элит уменьшился. Политике Израиля мешает сложная система пропорционального представительства, которая может означать — и теперь означает — что большой консервативный блок, такой как Ликуд Нетаньяху, не может управлять страной без поддержки более мелких экстремистских партий.
Главная проблема, однако, заключается в парадоксальном сочетании слишком большого и слишком малого количества идеологий. Идеологи в США, Израиле и Великобритании вышли на первый план, заключая сделки с лидерами, которые ни во что особо не верят. Например, Дональд Трамп может быть опасным нарциссом, но у него никогда не было внятных политических идей, кроме желания стать президентом.
В Великобритании Борис Джонсон использовал фанатиков Brexit, чтобы стать премьер-министром, хотя он был агностиком в этом вопросе. Трудно сказать, во что именно верит член палаты представителей Кевин Маккарти, в прошлом умеренный, но он преклонил колено перед наиболее радикальным маргиналом Республиканской партии только для того, чтобы стать спикером Палаты представителей. Нетаньяху тоже так стремился снова стать премьер-министром, что передал важные посты экстремистам.
Крупные политические партии когда-то отстаивали четкие политические и экономические интересы. Прогрессивные партии, лидеры которых часто выходили из профсоюзов, представляли интересы промышленных рабочих. Консерваторы выступали за крупный бизнес и оседлый средний класс. Одна сторона хотела большей роли государства, другая — меньшей. Культурные вопросы, связанные с расой или сексуальностью, играли относительно незначительную роль, в лучшем случае, на словах.
Однако после окончания «холодной войны» прогрессисты и консерваторы в значительной степени пришли к общему мнению о глобализации, международных финансах и либеральной свободной торговле. По мере того, как старые идеологические битвы за экономические интересы становились все более неуместными, их место начали занимать битвы за культурную, национальную и расовую идентичность.
Вместо четких интересов политика теперь все больше и больше обращается к эмоциям людей, к тому, что значит быть британцем (или англичанином), или американцем, или евреем, или белым, геем, трансгендером или черным. Когда эти эмоции связаны с экзистенциальным страхом потерять статус из-за чужаков, иммигрантов или этнических и религиозных меньшинств, экстремистские призывы становятся гораздо более сильными.
Вот почему бывший премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, привилегированный умеренный человек, которому не хватало твердых убеждений, чувствовал, что ему нужно уступить место фанатикам Брексита, почему в Израиле теперь есть министр национальной безопасности, который когда-то был осужден за разжигание расовой ненависти, и почему Республиканская партия до сих пор находится в плену у человека, чьи убежденные последователи верят в международные заговоры с участием педофилов-социалистов, которые хотят заменить белое население Америки криминальными иммигрантами.
Трудно понять, как такой радикализм может быть умерен в краткосрочной перспективе. Изменение способа избрания партийных лидеров и президентов было бы началом, но маловероятно, что это произойдет. Возвращение к сосредоточению внимания на экономических интересах, а не на культуре, расе и идентичности, безусловно, помогло бы. Это подтвердил электоральный успех кандидатов от Демократической партии на промежуточных выборах, уделявших особое внимание местным экономическим проблемам.
Республиканцы в данный момент, похоже, мало что могут сказать, кроме разжигания националистических настроений и борьбы с «пробуждением», что является еще одной причиной для демократов умерить свою склонность к идентитаризму. Британии придется ждать возможной смены правительства через два года, чтобы избавиться от ядовитого экстремизма тори. Трудно найти какое-либо решение для экзистенциальной ярости в Израиле, именно поэтому сумасшедшие захватили приют. Подъем радикалов не произошел в одночасье; и пока не будет их падения.
Автор: Ян Бурума (Ian Buruma) — профессор прав человека в Бард-колледже. Его последняя книга – «Комплекс Черчилля».
Источник: Bloomberg
