Сегодняшняя война, или пропагандистскими словами «специальная военная операция», не пришла ниоткуда. Она выросла из непризнания: ни чужой истории, ни иного языка, ни права на свободу поведения не только своего гражданина, но и чужого.
Граждан формирует демократия, а отряды, жаждущих войны, формирует пропаганда. Сначала пропаганда формирует лидера, который сможет повести народ на войну. Никакой иной голос не должен быть слышен: только лидер и хор, славящий его мудрые решения. Сразу прийти к такой конструкции массового сознания нельзя: раньше для этого нужны были десятилетия, сегодня современные информационные технологии делают это за годы.
Россию Ельцина сделал социальный взрыв, который высвободил энергию разрушения, достаточную для создания новой формы существования государства. Все это делали социальные «минеры», которые своей деятельностью разрушали старые скрепы, чтобы на их место поставить новые.
Социальная действительность «мертва» без живых составляющих. Но эти компоненты системы удерживают в рамках определенных параметров. Если происходит вмешательство в структуру в виде регулирования этих параметров, естественным результатом становится иная конфигурация элементов, манифестирующая иную систему.
Путин становится Путиным благодаря гибели СССР, в противном случае у него не могло быть и намека на то, чтобы после КГБ подняться на вершину власти. Андропов пришел из КГБ, но он был там указующим перстом партии, а не сотрудником. Так что Путин — это первый пример советской и постсоветской истории, когда майор КГБ, а подполковником он стал из-за ухода в отставку, поднимается столь высоко. О. Калугин свысока замечает, что он и не мог знать Путина, поскольку в его подчинении в ленинградском управлении были десятки таких майоров. Хотя Патрушева он помнит из-за того, что тот был его личным адъютантом.
Окружение Ельцина остановило свой выбор на Путине, считая его достаточно управляемым. Видимо, на каком-то этапе эта управляемость исчезла, что несомненно было хорошо. В. Юмашев уходит из Кремля только сейчас, в 2022 году, когда он почувствовал, что это последняя возможность спасти себя и свои активы. И Чубайс, а он тоже является одним из участников этого процесса.
Путин запускает «бучу» всемирного порядка, завышая до предела ставки. Естественно, он хочет выйти из нее победителем. Это еще не мировая война, но мировой конфликт. Всякое принципиально новое состояние рождается из конфликта или войны.
Сила его не в нем самом, а в построенной им системе информационного контроля. Телевидение вещает нужными словами, соцсети говорят нужные слова, любые отклонения маркируются как принадлежащие «иноагенту». А с ними разговор короток…
В умелых руках пропагандистов прошлое, настоящее и будущее слабо различимы. Сегодняшний лидер видит себя и в прошлом, и в будущем. Любая версия истории работает на государство, поскольку именно оно управляет отбором фактов для массового сознания: от учебника до кино. Кино сделало исторического героя из Александра Невского, и даже изображение актера Н. Черкасова оказалось на ордене Александра Невского. В реальности не было ни мощной битвы с немцами-рыцарями, ни борьбы с татаро-монгольским игом, поскольку Александр Невский сам собирал дань с других, чтобы платить «игу».
Виртуальная картинка пропаганды создала иную историю. И именно она записана в головах всех, поскольку кино более массовый продукт, чем любой учебник или монография. Получается, что официальная история часто избирает для обнародования не то, что было на самом деле, а то, что должно было бы быть.
Факты, которые не укладываются в нужную картинку истории, исчезают из тиражирования. Они противоречат официальной истории, а не реальности, поэтому они попадают под запрет. История всегда покрывается своеобразным патриотическим «лаком».
Череда таких спрятанных фактов и составляют параллельную историю страны и мира. Много мы не знаем, поскольку от нас это скрывали и скрывают. Ленин, например, дружил с Муссолини, который ездил переводить его тексты в итальянские кантоны Швейцарии. Гитлер и Сталин шли нога в ногу, с интересом поглядывая друг на друга. Даже одно время дружили странами. В этот момент Эйзенштейн ставил «Валькирию» Вагнера в Большом театре. Гитлер нападает на СССР, а Сталин запаздывает с ответной реакцией, хотя все предупреждения от спецслужб лежали на его столе. И «вероломным» его нападение было только в пропагандистских целях. Генерал-майор СВР Л. Сацков издал книгу документов об этом ([1], в этом году он покончил с собой в 90 лет [2]). То есть пропаганда даже в случае нападения Гитлера поработала на славу, задав нужную интерпретацию, работающую по сегодняшний день.
Мир реальный не одинок. Рядом с ним трудится мир информационный и мир виртуальный. И мы по сути не знаем каждый раз в каком из трех миров мы находимся, на что опираемся в своем понимании происходящих процессов. При этом нами активно управляют из всех трех миров.
Сначала мы отдавали приоритет миру физическому. Потом с приходом интернета резко выросло количество информации, соответственно, рос и статус мира информационного. Сегодня мы уже видим, какое количество часов люди проводят в играх и телесериалах, и объемы этого времени будут только возрастать. То есть приходит век виртуальности. А это вообще расширяет наши возможности.
Мы живем в мире, где нам неизвестно, откуда пришла та или иная информация в нашу голову. То ли из книги о Гарри Поттере, то ли из телевизора, то ли из кинофильмы. Но раз мы это помним, это явно влияет на нашу жизнь. Исследования показали, что читатели Гарри Поттера не хотели голосовать за Трампа. Но это не потому, что в книге упоминается Трамп, книга задала определенные ориентиры, которые были перенесены в жизнь.
П. Щедровицкий говорит об управлении государством: «Есть такой парадокс соразмерности системы управления управляемой деятельности. Вот есть какая-то деятельность, она обладает каким-то уровнем сложности. Система управления ею не может быть проще, чем эта деятельность. Она обязана быть сложнее, чтобы ставить задачу управления. А дальше у вас есть две стратегии. Первая — повышать сложность системы управления так и таким образом, чтобы соответствовать сложности управляемой деятельности. И вторая — снижать сложность управляемой деятельности, чтобы управляющая деятельность могла добиться своих целей. Так вот сегодня система управления [государством] идет по второму пути. Она не усложняется, чтобы соответствовать новым вызовам. Она пытается свой «объект», то есть другую деятельность, упростить так, чтобы можно было с ней справиться. И, на мой взгляд, это бесперспективно. А какие обоснования, цели ставят действующие лица — честно говоря, истории все равно» [3].
И еще: «Эволюция этой системы управления пришла к своему логическому завершению и, собственно, начала войну. Кто-то говорит, что это очередной акт гражданской войны, кто-то — что это начало чуть ли не третьей мировой. Но в этом смысле она перешла пороговые характеристики».
И о Т. Сергейцеве, который разразился статьей в пользу войны России с Украиной: «Ему не довелось учиться у Георгия Петровича. Он пересекался с ним несколько раз в определенных ситуациях. Но, как вы понимаете, это уже был игровой период, не семинарский. Да и Георгий Петрович с 1986 года все хуже и хуже себя чувствовал и меньше времени мог уделять семинарской работе. Притом что масштаб игр, к сожалению, в этот момент рос. Он [Щедровицкий-старший] считал, что это нужно. Сергейцев не является выходцем из московского методологического кружка, он представитель той популяции, которая пришла в ходе игрового движения. Я не знаю ни одной его методологической работы. Но этот багаж [оставшийся от игр] он использовал в своей консультационной и политтехнологической практике. Кстати, долгое время работая в Украине. […] Если вы сравните [текст Сергейцева и книгу Адольфа Гитлера], там нет особой разницы, нет никаких открытий. Просто там [у Гитлера] евреи, а здесь [у Сергейцева] украинцы. Что здесь еще сказать? Я могу сказать: человек сошел с ума. Может, его в детстве мама уронила, я не знаю. В этом смысле это уже внутренняя структура [его сознания], но это вообще не имеет никакого отношения к методологии. Ни к методологии Георгия Петровича, ни даже к моей» (там же).
Все эти слова произносятся, чтобы «спасти» методологов и методологию Щедровицкого от ассоциаций с Сергейцевым и даже властью, поскольку война меняет все оценки.
О методологах вновь заговорили именно из-за войны и появления в активной позиции власти С. Кириенко. Их вспомнили:
«Человек представлялся методологам неким подобием машины, которую можно и нужно запрограммировать под определенные функции. Это называлось «социальной инженерией». Литературовед Илья Кукулин находит общее между философией Щедровицкого и произведениями братьев Стругацких. В большинстве их романов в качестве главного героя выступает «прогрессор» — человек, заброшенный в прошлое либо на планету, отставшую в развитии, который начинает потихоньку менять мир вокруг себя. Участники методологического кружка (и сам Щедровицкий) были такими же прогрессорами. С помощью игр они заражали своими идеями других — как правило, это были управленцы, ученые, педагоги. Они не скрывали своего желания влиять на решения властей» [4].
Возник негативный шлейф, сменивший шлейф загадочности, который их сопровождал и был важной составляющей их коммерческого успеха: «Исследователь Николай Митрохин объяснил «Медузе», что в «методологическом» движении четко прослеживаются черты «коммерческой секты сложного типа»: «Они поклоняются своему лидеру и разработанному им методу, который заменяет им религию. „Методологи“ осваивают набор специфических практик внутри организации, овладевают мифологией и терминологией. <…> Наиболее опытные „методологи“ становятся „жрецами“ этого „культа“: после того как человек овладевает „методом“, он может сам проводить собрания, где „метод“ представляется как инструмент для решения любой задачи. Следующая стадия — коммерческое использование „метода“»» [5].
Мысли вслух имеют тенденцию рано или поздно воплощаться в жизнь. Наверное по этой причине СССР так активно занимался цензурой, создав для этого мощное ведомство, возглавляемое генералом КГБ. Цензура наперед не дает появиться в публичном поле «неправильным» мыслям.
А. Морозов анализирует ментальную «картинку» верхов так: «Кремль твердо стоит на учебниках по внешней и внутренней политике для Высшей школы КГБ, ныне ФСБ, и далее нанизывает на их схему то, что хорошо туда ложится. А все формы «сложного и избыточного патриотизма» Путин держит под рукой, посмеивается, и рассматривает целиком с позиций «вербовки». Поэтому путинизму для своей риторики не только «щедровитяне» совершенно ни к чему, но даже и Борис Межуев или Дмитрий Ольшанский, да и вся братия публицистов, нанятых в Russia Today. Их он просто «пасет», а для себя использует другой, гораздо более массовый язык описания политики. Очень грубые мифы управляют большими контингентами. Вот они-то и составляют интеллектуальный источник путинизма. Это надо помнить, когда мы читаем про влияние Александра Зиновьева или Николая Бердяева, Георгия Щедровицкого или Льва Гумилева. Иначе будет искажаться и российская интеллектуальная история, и описание кремлевской «машины мифа»» [6].
«Миф» является достаточно точным описанием того, чем наполняют массовое сознание. «Миф» ты принимаешь целиком, он сам начинает восстанавливаться в массовом сознании, стоит его только запустить туда. Это такая «самопорождающаяся» действительность, способная объяснить все. Он действует как гадалка, знающая, что было и что будет…
Политические мифы сопровождают нас всю жизнь. Была советская мифология, сегодня мы находимся в эре постсоветской мифологии. И именно миф делает все намного понятнее, тем самым влияя еще сильнее. При этом советская мифология все равно остается с нами и частично сопровождает по жизни, поскольку мифы не умирают, а трансформируются.
Фильм Эйзенштейна «Броненосец Потемкин» восхищали Гитлера и Геббельса своей пропагандистской стороной. Эйзенштейн ставил любимую оперу Гитлера «Валькирия» Р. Вагнера в Большом театре в 1939 году после заключения пакта о ненападении [7 — 9]. И еще до этого в 1934 г. С. Эйзенштейн писал Геббельсу: «HerrDoctor! Вас вряд ли огорчает и, вероятно, мало удивит узнать, что я не состою подписчиком подведомственной вам германской прессы. Обычно я ее и не читаю. Поэтому вас может удивить, что я с легким запозданием, но тем не менее информирован о вашем очередном выступлении перед кинематографистами Берлина в опере Кролля 10 февраля. На нем вы вторично почтили лестным упоминанием мой фильм «Броненосец «Потемкин». Мало того, вы снова, как год назад, изволили выставить его как образец того качества, по которому следует равнять национал-социалистические фильмы…» (цит. по [7]).
Пропаганда в любые эпохи действует одинаково. Она прячет то, что не может объяснить, и выпячивает то, что служит ее «опорой». В результате пропаганда порождает самый понятный мир и от него практически невозможно отойти. Чем больше времени ты живешь под «зонтиком» одной пропаганды, тем сложнее тебе перейти под новый «зонтик». Только кардинальные сломы социальных систем позволяют делать это. 17 год принес одну пропаганду, 91 — другую… И то было правдой, и это. Только правда оказывается связанной с годом ее произнесения.
Г. Асмолов выделяет три составляющие сегодняшней российской пропаганды: дезинформация, изолирование и запугивание [10]. Конструирование войны в головах приходит с дезинформацией, изолированием российского информационного пространства от всех остальных. Активное использование ярлыка «иноагент» запугивает и направлено на то, чтобы минимизировать информационные потоки противоположной направленности. Он подчеркивает, что пропаганда создает когнитивные фильтры, которые отвергают другие версии реальности. Телевизионные ток-шоу управляют эмоциональностью этих процессов. Ты становишься «чужим», если ты против продвигаемой модели реальности.
Асмолов констатирует: «Цель пропаганды состоит в защите аудитории от реальности путем создания фейковых конструктов порядка, стабильности и безопасности. В этом ключе пропаганда может рассматриваться как защитный механизм против реальности».
Госуправления пользуется как методом поощрения, так и методом наказания. В критические моменты акцент переходит на методы наказания. Сегодня повтор методов 37 года по подавлению инакомыслия в России явно прослеживается.
Причем акцент на инакомыслии явно есть, хоть Андропов и декларировал, что они не наказывают за инакомыслие, а только за «инакоделание». Но инструкции, как оказываются, были другие: «Поводов для ареста было предостаточно: за то, что ты шляхтич, дворянин; за то, что у тебя высшее образование… Под угрозой был любой мыслящий человек. Бывший министр внутренних дел БССР Наседкин уже в камере смертников признался советскому разведчику Быстролетову, что был приказ выявлять и расстреливать только «людей думающих». Другие не интересовали. Поэт Сергей Граховский вспоминал, что, когда арестовывали, то предлагали такую сделку: сдай пять «мыслящих», и свободен! Ведь мыслящий человек опасен для власти!» [11].
В результате массовости пропагандистского воздействия в него начинают верить и сами первые лица. И это тоже понятно, поскольку пропаганда придает их жизни смысл. Кстати, пропаганда всегда превозносит их ум и силу.
Г. Павловский считает, что Путин сам стал жертвой своей пропаганды: «Между концом 1980-х и серединой 1990-х выбрали путь имитации западных институтов — с нарушением норм и правил этих институтов. То есть мы пошли путем хакеров. Хакер может, расколов, подделать любую систему. Мы научились раскалывать западные. Система РФ казалась успешной. В чем ее верткость? В превращении всего вокруг в свой ресурс: сырья, человека, остатков каких-то советских паттернов, коррупции внутри страны и на Западе. Это организм идеального выживания любой ценой. Наконец пришли к тому, что ценой оказалась война, которую Система пока не знает, как выиграть. Кстати, она никогда вообще не знает заранее, как будет действовать. В 2014 году вляпались в историю на Донбассе, но довольно быстро поняли, что дело плохо. Заключив Минские соглашения, перенеслись в Сирию. Конечно, ни о какой Сирии бы и не стали думать, если б не Донбасс. И так все время» [12].
И это также может быть ответом на то, почему Сталин в 1941 г. не поверил донесениям разведки о грядущем наступлении Гитлера. Он, вероятно, все это считал дезинформацией, именно так было устроено мышление, перегруженное информацией (см., например, [13]).
Сегодня мы можем предположить, что Сталин не смог переключиться от одного нарратива к другому. Его главным нарративом было то, что все вокруг пытаются его обмануть. И это естественно заставило думать в этом направлении более интенсивно, отбрасывая другие варианты.
Пропаганда бьет по всем уязвимым местам. Пропаганда Соловьева привлекает своей зрелищностью. Но это зрелищность «подворотни», где победа приходит к тому, чье доброе слово сопровождается кулаками… Уровень сложности в подаче информации здесь минимизируется, чтобы эмоции могли захлестнуть зрителя, а уже под этим соусом он получит и информацию. Этот процесс мы можем еще обозначить как сознательную эмоционализацию подачи информации. Когда все вокруг кричат, мозги молчат…
И это несет успех. Сегодня, например, арабский мир получает и понимает пророссийские нарративы: «продвигаемые пророссийские нарративы находят отклик у аудитории по целому ряду причин. Важную роль, например, играет то, что арабским госСМИ, связанным с отдельными правительствами и часто ими финансируемым, люди не особо доверяют. Вместо этого они полагаются на новости, публикуемые в соцсетях. Исследование, проведенное расположенным в Вашингтоне Институтом Ближнего Востока, кроме того, выявило, что российские вещатели и их аккаунты в соцсетях гораздо активнее обслуживают свою аудиторию, чем арабоязычные СМИ из самого региона, США или Европы. Согласно результатам исследования, RT Arabic, например, постит в два-три раза больше сообщений, чем Al Jazeera или BBC. Проявляются также и другие причины. Европейский центр исследований безопасности имени Джорджа Маршалла установил их еще в исследовании от 2021 года, то есть до вторжения России в Украину» [14]. В Германии тоже растет влияние российской пропаганды, особенно на территории бывшей ГДР. В целом «почти каждый пятый житель ФРГ верит, что «Путин борется против мировой закулисы». В апреле этот показатель составлял 12 процентов» [15].
Как видим, пропаганда все еще сохраняет свою силу, и правде приходится с ней бороться. В распространение пропаганды вкладываются большие ресурсы, а правда часто должна часто пробиваться сама.
Пропаганда, к тому же, опирается на большой опыт из прошлого. См., например, сопоставление с гитлеровской Германией, где приводится, например, такой тезис гитлеровской пропаганды: «Россия — не враг Германии. Враги — сталинская клика, иудо-большевики, узурпировавшие власть, злейшие враги русского народа. А они, в свою очередь, лишь марионетки, за которыми стоят кукловоды из Англии и Соединенных Штатов» [16].
В мире ведется в принципе большая работа по разоблачению пропаганды [17 — 25]. Однако, как правило, эти статьи пишут и читают специалисты по контрпропаганде, а население читает фейки и пропаганду. Так что эти потоки чаще не совпадают, чем совпадают.
Информационный век, в который вошло человечество, видимо, оказался слишком сложным для него. Человек, исторически воспитанный и созданный когда-то в мире физическом, не чувствуют себя столь же уверенно в мире информационном, считая, и часто справедливо, что все вокруг его обманывают: и друзья, и враги.
