Интервью
Эксперт по Ближнему Востоку Гил Мурчиано об отношениях Израиля с Западом, экспорте оружия в Украину, роли Москвы в Сирии и угрозе со стороны Ирана.
Имея дело с войной в Украине, Израиль пытается балансировать между Западом и Россией. Правительство Израиля приняло решение не поставлять системы вооружения Украине. Считаете ли вы это решение правильным?
Израиль ходит по тонкой грани не только в вопросе о возможных поставках оружия, но и в своей готовности согласиться с санкциями и обеспечить их соблюдение, как и другие западные страны. Вопрос о поставках вооружений, в частности, беспилотников и систем ПВО, обострился, поскольку Россия использует иранские беспилотники, в частности, в качестве оружия войны в Украине. Это сделало Израиль важной частью решения. Есть, конечно, важные причины, говорящие против и за поставки такого оружия. Суть, однако, в том, что, несмотря на риски, Израиль должен поставлять системы обороны Украине, при условии, что они будут использоваться только для защиты гражданских целей.
Что заставляет вас думать так?
Во-первых, защита гражданских лиц или жизненно важной инфраструктуры, такой как энергоснабжение в Украине, имеет моральное измерение. Речь не идет о поставках Украине боевой техники или смертоносного оружия. Дело в том, что Украина должна уметь защищать определенные фундаментальные ценности и, самое главное, обеспечивать защиту гражданского населения. Во-вторых, война в Украине стала пробным камнем в определении принадлежности стран к сообществу либеральных демократий. Таким образом, в долгосрочных интересах Израиля повышать ценность в трудные времена. Это может внести существенный вклад в поддержание отношений со своими стратегическими союзниками на Западе, и особенно с США.
Другие голоса указывают на российское присутствие в Сирии и указывают на то, что Израиль должен действовать очень осторожно, поскольку он зависит от сотрудничества с русскими. Вы принимаете этот аргумент?
Тот факт, что русские вмешиваются в свободу действий Израиля в Сирии, нельзя отрицать. Во-первых, были случаи, когда Россия пыталась ограничить сферу действия Израиля в Сирии, и Израиль мог продолжать операции. Во-вторых, я думаю, что русские не хотят переусердствовать, усиливая напряженность в отношениях с Израилем одновременно с войной в Украине. Это может быть слишком много для России. В-третьих, Израилю, вероятно, не выгодно в долгосрочной перспективе проявлять восприимчивость к российскому давлению или подчиняться ему. Это может побудить Россию оказать большее давление в будущем. Именно поэтому дискуссия заключается в том, что мы не должны распространять нашу поддержку Украины на системы военной обороны.
А как насчет израильской техники? Не могло ли это оружие попасть в руки русских и, в конечном счете, Ирана? Некоторые опасаются, что Иран может воспроизвести эту технологию и использовать ее для разработки ракет следующего поколения, которые затем смогут обойти израильскую оборону.
Беспокойство оправдано. Ему следует противодействовать, ограничивая доступ этих систем к зонам боевых действий. Однако с оперативной точки зрения здесь тоже есть возможность. Вмешавшись и поставив большую часть своих беспилотников русским, иранцы также дают Израилю возможность получить ценную информацию о возможной следующей иранской атаке. Наиболее вероятный сценарий угрозы будущего конфликта между Израилем и Ираном, Израилем и «Хизбаллой» или Израилем и ХАМАСом включает в себя массированное применение таких беспилотников против гражданского населения, объектов инфраструктуры и других стратегических объектов в Израиле. Вот почему возможность изучить эффективность израильских систем защиты от ударов иранских беспилотников весьма важна.
Многие рассматривают эту войну не как единичный случай, а как первый в цепи событий.
Должен ли Израиль позволить тому факту, что Иран поддерживает Россию в военном отношении, повлиять на его позицию в отношении войны в Украине?
В принципе, когда Израиль поставляет Украине оборонительные системы для защиты от России, он берет на себя ведущую роль в попытке защитить жизнь гражданского населения и гражданскую инфраструктуру от общей угрозы, включая Иран. Таким образом, Израиль становится частью западной коалиции, которая борется не только против того, что мы считаем вопиющим нарушением международного права русскими, но и против целенаправленной попытки Ирана сделать новые системы вооружений социально приемлемыми. Это очень важный момент, потому что мы имеем дело не только с войной между Россией и Украиной, но и потому, что Израиль очень старается привлечь международное сообщество к своим отношениям с Ираном.
Если мы используем наши системы, которые мы разработали специально для противодействия иранской угрозе, и таким образом защищаем гражданское население и гражданскую инфраструктуру в Украине от той же угрозы, что и исходящая из Ирана, это имеет высокий политический приоритет. Это дает международному сообществу четкий сигнал о том, что дестабилизирующее военное влияние Ирана является глобальной проблемой, простирающейся от Киева до Бейрута и Красного моря. Если удастся совместить политическую и оперативную выгоду и несколько минимизировать риск попадания этих систем в руки России, думаю, стоит задуматься о поставке израильских систем ПВО в Украину.
Весьма вероятно, что в Израиле вскоре появится ультраправое правительство во главе с Биньямином Нетаньяху. Ожидаете ли вы, что в результате отношение Израиля к конфликту изменится?
Мы наблюдаем столкновение дискурсов между правыми и левыми, которое касается не только внешней политики, но и внутренней политики — ценностей, которые правительство Израиля хочет донести до мира, а также внутри страны. Хорошо известно, что Нетаньяху в прошлом поддерживал тесные контакты с Путиным. На самом деле, во время избирательной кампании 2021 года эти близкие отношения были отмечены как один из его главных активов, поскольку они определяют Нетаньяху как «лидера другой лиги» и демонстрируют его способность работать с Путиным и пожинать плоды сотрудничества в Сирии. Это продолжалось даже после того, как Нетаньяху ушел из власти. Правые политики, такие как бывший министр внутренних дел Аджелет Шакед, открыто требовали, чтобы не следует обострять напряженность в отношениях с Россией. Затем Жаир Лапид выбрал другой курс в качестве главы правительства и министра иностранных дел. Он занял гораздо более жесткую позицию против российского вторжения и аннексии Россией украинских земель, а также занимал другую позицию по вопросу о санкциях. При этом он представлял принципиально иное мироощущение.
То, что мы наблюдаем, — это принципиально два разных подхода к внешней политике. Лагерь реальной политики считает, что Израиль не может позволить себе во внешней политике руководствоваться моральными аргументами. В левоцентристском лагере важность морали обсуждается совершенно иначе. Многие считают эту войну не изолированным инцидентом, а первым в цепи событий, которые произойдут в течение следующих десяти или двадцати лет и будут отмечены усилением напряженности между либеральным Западом и недемократическими силами. Вопрос о том, что делать с войной в Украине, также касается идентичности Израиля и его роли в рядах либеральных демократий. Дело не только в России, и не только в Украине. Когда я говорю о поставках систем обороны в Украину, для меня играет роль другой вопрос: как мы формируем позитивную и активную роль Израиля в кругу свободных демократий? В этом контексте мораль — это интерес, который мы можем уравновешивать с другими интересами.
Доктор Гил Мурчиано, Тель-Авив — генеральный директор Mitvim (Израильский институт региональной внешней политики). Он является членом адъюнкт-факультета Школы управления Херти в Берлине, где читает лекции по международной политике на Ближнем Востоке.
Вопросы задавал Николаос Гавалакис.
Источник: IPG–Journal, Германия
МК
