В течение нескольких месяцев российские военные жестоко атаковали Украину. Как население относится к войне? Почему возможна смена настроения.
Поверхностный взгляд на опросы общественного мнения в России о войне в Украине кажется отрезвляющим. Часто говорят о 70-процентном согласии. Но все более тоталитарная автократия Кремля имеет побочные эффекты. Более пристальный взгляд на российское общество выявляет три отдельные группы и показывает, что возможна даже смена настроений.
Во-первых, группа противников войны: по данным опроса кремлевского института ВЦИОМ в конце июня 2022 года, 30 процентов россиян выступают за немедленное прекращение войны в Украине. Результат этого опроса красноречивее, чем у многих других в России, потому что он не предназначался для публикации, а был призван служить путинской команде по корректировке политики, но просочился. Несмотря на все проблемы исследования общественного мнения в России, такие как боязнь нежелательных ответов «сверху», в центре внимания здесь была как минимум цель реалистичной картины.
Критическая часть населения имеет самую широкую основу в мегаполисах и среди молодежи. Двигаясь среди городской молодежи, задаешься вопросом, где должно быть подавляющее большинство сторонников войны. Вряд ли кто-то из представителей этой сцены все еще смотрит тот же телевизор. Эмиграция является проблемой в этой среде, но не может быть и речи для подавляющего большинства противников войны.
Петербургская интернет-газета «Бумага» поговорила с рядом противников войны об их будущем. Никто не хотел эмигрировать, хотя все ожидают продолжения репрессивного будущего в России. Но никто не сделал логического вывода: либо позволить посадить себя на неопределенный срок за малоэффективный протест, либо бежать из страны. Бежали лишь символические фигуры, которым грозил длительный арест или которые имеют работу, которую можно использовать за границей. Остальные уходят в личную жизнь и ждут перемен, частью которых они охотно захотят стать, когда они станут заметными.
С украинской стороны некоторые российские противники войны подверглись критике за то, что их публичная деятельность в настоящее время в основном зашла в тупик. Однако это прямой результат массовых государственных репрессий – более 16 000 арестов. То, что самодержавие может такими мерами остановить протесты, — это не российский феномен. В соседней Беларуси избитому диктатору Лукашенко также удалось остановить массовые демонстрации с помощью простого насилия. О том, что потенциал для действий в России еще есть, свидетельствует недавний арест бывшего мэра Екатеринбурга Евгения Ройзмана, который сразу же вызвал уличные протесты.
Не следует скрывать, что в российском обществе много убежденных сторонников войны.
Кремль осознает эту часть общества как потенциальную угрозу своему правлению. Были введены ограничительные механизмы для удержания его у власти, чтобы «приручить» этот сегмент россиян, например, заклеймить их как «иностранных агентов». Это теперь можно произвольно привязать к любому частному лицу, чтобы исключить его из политического дискурса в России. Это соответствует недавно принятым законам, по которым любое высказывание с критикой войны является уголовным преступлением. Однако система не проникает и не уменьшает среду оппозиционно настроенных людей. Его участники имеют собственные источники новостей и форумы обмена и уединяются в эхо-камерах, как описывает это политолог Михаил Турченко. Он видит растущую поляризацию и отчуждение между ними и государством.
Во- вторых, сторонники войны: не следует замалчивать, что в российском обществе много убежденных сторонников войны. Людей, которые доверяют Путину как президенту и принимают авторитарную идеологию «русского мира» как желаемого сообщества славян под руководством России. Они рассматривают такое лидерство как романтизированный национальный миф, который можно реализовать с помощью насилия и умной политики, как выразился московский профессор Алексей Левинсон .
Часть этих людей причастна к организациям, близким к власти, которым даже нравится, когда детей приводят в идеологический строй в форме. Они сформированы традиционным антиамериканизмом и гордятся тем, что их страна в очередной раз бросает вызов могущественному Западу. Они охотно проглатывают поток информации из пропагандистских каналов, доминирующих на внутрироссийском информационном ландшафте. Сторонники войны подкрепляют и обостряют друг друга, отталкивая неортодоксальные и инакомыслие. Андрей Колесников, старший научный сотрудник Фонда Карнеги, видит в этой эскалации расширение дискурса на ранее табуированные темы. Вот так и возникают эскапады, некоторые из которых даже попадают в немецкоязычные социальные сети, где псевдоинтеллектуалы рассказывают о кампаниях вплоть до Берлина.
«Пропагандистами» пренебрежительно называет Колесников тех, кто допускает такие досадные провалы. Согласно исследованию, их выступления должны эмоционально вовлекать россиян и создавать эмоциональную связь с прошлым или с Путиным. Путин становится незаменимым, поскольку враги прячутся повсюду и хотят уничтожить свою страну. Польский политолог Агнешка Легука называет эту идеологию «империализмом Франкенштейна», потому что она воскрешает исторически устаревшие территориальные претензии давно умерших эпох, таких как царская и советская эпохи.
Однако сторонники войны не монстры.
Однако сторонники войны не монстры. Оппозиционный российский кинорежиссер Андрей Лощак очень хорошо описывает их противоречие в своем документальном фильме «Разрыв связи», который стоит посмотреть: все эти люди — совершенно нормальные люди, «любящие родители, мужья», как описывает это Лощак в одном из интервью. Но когда говорят об Украине, теряют человечность. Кажется, что с ними что-то не так, как будто что-то захватывает их.
Сторонники войны митингуют за букву «З» и патриотические товары. Однако они далеко не составляют 70 процентов населения России. Проезжая по России в эти дни, можно неделями не сталкиваться с патриотической символикой. Это связано с тем, что в российском населении есть третья большая группа людей, в настоящее время примирившихся с политикой войны, но не близких идеологически к власти и не доверяющих ей в целом.
В- третьих, наблюдатели: В целом среди русского населения прочно не укоренилась ни поддержка, ни противодействие войне. Многие россияне мыслят фаталистически и не видят возможности политического влияния, говорит московский социолог Григорий Юдин . Они отрицают ответственность за войну, которую «решили бы там, наверху», как выразился московский политолог Йенс Зигерт. Другие эксперты также рассматривают Россию как третью группу наряду с убежденными противниками и сторонниками войны. Например, социолог Борис Кагарлицкий, который выразился так: многие россияне ни за, ни против войны, а также никак на нее не реагируют. Большинство россиян совершенно не связаны с политикой .
Эти люди считают себя непричастными к войне, поэтому их здесь так и называют. Это не так неправдоподобно, как может показаться на первый взгляд. Для большинства россиян Украина – это прежде всего одно: далеко – зачастую за тысячи километров. Вы знаете только того, кто знает кого-то, кто там воюет. По отношению к большому населению развернуто сравнительно немного российских солдат.
Два десятилетия россияне живут в состоянии, в котором многие аналитики говорят о сделке между населением и правителями. Население позволяет правителям управлять и не противостоит им — взамен они гарантируют стабильность и значительно более высокий уровень благосостояния, чем в хаотичные 1990-е. В результате большая незаинтересованная часть населения терпела путинскую систему без внутреннего убеждения до самой войны. Они осознавали отдаленность кремлевских политиков от народа и непрекращающуюся коррумпированность чиновничества — но казались лучше, чем угроза их материальному существованию и условия Дикого Запада, знакомые пожилым людям ельцинской эпохи.
Многие россияне мыслят фаталистически и не видят возможности политического влияния.
Эта группа населения была сильно обеспокоена войной, но пока не выступила против нее, поэтому опросы показывают, что они тоже склонны поддерживать войну. Социолог Лева Гудков из Левада-центра, близкий к оппозиции, говорит о внутреннем эмоциональном беспокойстве в результате агрессии против соседней страны без внешней причины.
Пропаганда российского правительства действовала хитро, проводя параллель с этим настроением во всех каналах СМИ, параллельно с оправданием вторжения и обнадеживающими заявлениями о том, что это была лишь ограниченная спецоперация. Вряд ли это сделано для того, чтобы восторженным сторонникам было легче сказать “да” – все осталось бы как есть. Сообщение для наблюдателей состоит в том, что вы можете продолжать свою жизнь, если будете держаться подальше от политики и придерживаться правил. Несмотря на существующие опасения, экономического коллапса поначалу фактически не было и все выглядит так, как будто в России все идет по-старому.
Однако стабильность отношений между этими многочисленными аполитичными русскими и их руководством в настоящее время пошатнулась. Например, в ходе нарастания тоталитаризма ожидается активное вовлечение в «русский мир», с чем многие деполитизированные россияне ничего не могут поделать. «Не допускать» больше не считается достаточным сверху. Само правительство меняет статус-кво.
Стабильность системы зависит от того, как будут развиваться условия жизни населения. Если в ходе экономической войны против Запада упадет жизненный уровень широких слоев населения, то тупое волочение незадействованных быстро превратится в столь же тупую блокаду, вплоть до пассивного сопротивления. Здесь большая часть населения может снова стать более восприимчивой к взглядам, выходящим за рамки государственной пропаганды, как только это противоречит их собственному жизненному положению бедности и безработицы.
Цель должна заключаться в том, чтобы не оставить противников войны в покое.
Какие выводы может сделать Европа из настроений российского общества, если цель состоит в том, чтобы закончить войну в Украине без триумфа Кремля? Цель должна заключаться в том, чтобы не оставить в покое противников войны, показав им, что нет сплошной демонизации всех граждан России. Свидетелям нужно показать, что времена «оставайтесь аполитичными, и все будет хорошо» прошли. Что же касается мнения активных и идейных сторонников войны, то, как бы ЕС ни вел себя как демонизированный враг – у них уже есть образ врага.
Это кажется довольно общим, но предлагает руководство по конкретным темам в текущей ситуации. Например, обсуждаемые ограничения на поездки граждан России в ЕС сильнее бьют по противникам войны в силу их большего интереса и связи с Европой. У тех, кто не участвует, контактов в Европе меньше, а у сторонников войны почти нет (уже) — исключительно по идеологическим причинам. Запрет на выдачу виз больнее всего ударит не по тем людям. Кроме того, исключение всех россиян из ЕС усиливает там изоляцию российского общества и суверенитет кремлевской пропаганды. С другой стороны, гости с Запада привозят с собой личные мнения и впечатления, отличающиеся от радикальной пропаганды.
Это не означает, однако, что «наименьший» путь в отношении России всегда является лучшим для прекращения войны. Напротив, эффективные экономические санкции в ключевых областях, например, могут иметь точный эффект потрясения самих основ жизни сторонних наблюдателей до точки переосмысления собственного правительства. Борис Кагарлицкий, например, считает, что если последствия войны затронут семейную жизнь, рынок труда и собственную частную жизнь, могут возникнуть ощутимые протесты. По каждой теме необходимо взвесить, какие меры будут иметь какой эффект в России.
В конце концов, любой, кто качает головой в связи с нынешней пассивностью русских, должен набраться терпения и прочитать их учебники по истории. Путин видит себя в традициях царей. Однако последний русский царь оставил должность и жизнь в результате внутреннего переворота, так как в основу своего правления он положил поблекшие от реакционного влияния традиции. Это не должно быть последним в истории России. Сам Путин боится этого больше, чем Запада.
Автор: Роланд Батон — независимый журналист. Он пишет в основном о России и Восточной Европе.
Источник: IPG–Journal, Германия
МК
