У выражения «съезд с автомагистрали» есть приятный физический смысл, напоминающий об объекте, который можно построить из бетона и стали. Но в данный момент любой, кто говорит о «съезде с дороги» в Украине (в английском «off-ramp» также означает предлагаемый в качества выхода из ситуации мирный компромисс — НВ) использует этот термин метафорически, имея в виду сделку, которая могла бы убедить Владимира Путина остановить его вторжение. Некоторые считают, что такой «съезд» можно было бы легко построить, если бы дипломаты приложили усилия или Белый дом не оставался таким уж воинственным. Это хорошая идея. Однако, к сожалению, предположения, лежащие в основе этого убеждения, ошибочны.
Первое предположение заключается в том, что президент России хочет положить конец войне, что ему нужен некий компромисс и на самом деле он ищет способ сохранить лицо и избежать, по словам президента Франции Эммануэля Макрона, дальнейшего «унижения». Это правда: путинская армия плохо себя проявила в войне, российские войска неожиданно отступили с севера Украины и, по крайней мере, временно, отказались от идеи уничтожения украинского государства. Они понесли гораздо большие потери, чем кто-либо ожидал, потеряли внушительное количество вооружения и продемонстрировали большую логистическую некомпетентность, чем предполагали многие эксперты. Но теперь они перегруппировались на востоке и юге Украины, где их цели остаются смелыми: они стремятся вымотать украинские войска, а также международных партнеров Украины и истощить украинскую экономику, которая, возможно, уже сократилась наполовину.
Поддерживаемая доходами от нефти и газа, российская экономика переживает гораздо менее серьезную рецессию, чем украинская. Российскую армию, не заботящуюся об общественном мнении, похоже, не волнует, сколько ее солдат погибнет. По всем этим причинам Путин вполне может полагать, что ему предстоит победить в долгосрочной войне на истощение не только на юге и востоке Украины, но, в конечном счете, в Киеве и за его пределами. Наверняка именно это до сих пор говорят российскому народу кремлевские пропагандисты. На государственном телевидении российская армия торжествует, российские солдаты защищают мирных жителей, а зверствуют только украинцы. За небольшими исключениями никто не готовил российскую общественность к чему-либо, кроме тотальной победы.
Второе предположение, выдвинутое сторонниками «съезда с магистрали», заключается в том, что Россия, даже если бы она начала переговоры, все равно придерживалась бы подписанных ею соглашений. Даже обычное прекращение огня должно включать уступки с обеих сторон, а что-то более существенное потребует более длинного списка обязательств и обещаний. Но циничная нечестность теперь является нормальной частью российской внешней политики, а также внутренней пропаганды. В преддверии войны высокопоставленные российские чиновники неоднократно отрицали намерение вторгнуться в Украину, российское государственное телевидение высмеивало предупреждения Запада о вторжении как «истерические», а Путин лично пообещал президенту Франции, что войны не будет. Ничего из этого не было правдой. Нельзя также верить никаким будущим обещаниям российского государства, пока оно находится под контролем Путина.
Не похоже, чтобы Россия была заинтересована в присоединении к многочисленным договорам, которым она теоретически обязана следовать, включая Женевскую конвенцию и Конвенцию ООН о геноциде. Поведение российских войск в этой войне демонстрирует, что не существует международного соглашения, на соблюдение которого Путин мог бы рассчитывать. Что бы он ни пообещал во время мирных переговоров, западным чиновникам придется исходить из того, что любое украинское население, переданное России, подвергнется арестам, террору, массовым грабежам и изнасилованиям в беспрецедентных масштабах, что украинские города вопреки воле народа будут присоединены к России, и что, как и в 2014 году, когда российские марионетки на Донбассе согласились на перемирие, любое прекращение огня было бы временным, продолжающимся лишь до тех пор, пока российская армия не перегруппируется, не вооружится и не начнет наступление снова. Путин ясно дал понять, что уничтожение Украины является для него важной, даже экзистенциальной целью. Где доказательства того, что он отказался от этой идеи?
Третье предположение заключается в том, что это украинское правительство или любое другое украинское правительство политически способно обменять свои территории на мир. Сделать это означало бы вознаградить Россию за вторжение и признать, что Россия имеет право похищать лидеров, убивать мирных жителей, насиловать женщин и депортировать кого угодно с территории Украины. Какой украинский президент или премьер-министр может согласиться на эту сделку и остаться на своем посту?
Российская жестокость также означает, что любая временно уступленная территория рано или поздно станет источником мятежа, потому что украинское население ни в одном месте не сможет пообещать бесконечно терпеть такие страдания. Партизаны в городе Мелитополе, оккупированном с первых дней войны, уже утверждают, что убили несколько русских офицеров и совершили диверсии. Подполье зарождается в оккупированном Херсоне и появится и в других местах. Уступка территории для сделки сейчас просто вызовет новый конфликт позже. Прекращение одного вида насилия приведет к другим видам насилия.
Это не значит, что война может или должна продолжаться вечно или что дипломатии вообще не место. Это также не означает, что американцы и европейцы должны быть слепы к реальным вызовам, которые затянувшийся конфликт создаст для Украины. Западная коалиция, поддерживающая Киев, безусловно, может дать сбой, волна адреналина, которая до сих пор приводила в движение украинскую армию и руководство, может ослабеть. Экономика Украины может ухудшиться, что сделает борьбу намного более сложной или даже невозможной.
Но даже в этом случае «съезд с магистрали» остается неправильной метафорой и неправильной целью. Запад не должен предлагать Путину свернуть с пути. Нашей целью, нашим эндшпилем должно быть поражение. На самом деле, единственное решение, дающее хоть какую-то надежду на долговременную стабильность в Европе, — это быстрое поражение или даже, по выражению Макрона, «унижение» Путина. По правде говоря, российский президент не только должен прекратить войну, он должен сделать вывод, что война была ужасной ошибкой, которую невозможно повторить. Более того, окружающие его люди — руководители армии, спецслужб, бизнес-сообщества — должны прийти к точно такому же выводу. Со временем должна согласиться с этим и российская общественность.
Поражение может принимать несколько форм.
Оно может быть военным: Белый дом теперь должен увеличить не только уровень, но и скорость своей помощи Украине; он должен предоставить оружие дальнего действия, необходимое для возвращения оккупированной территории, и, возможно, также помочь в более быстром распределении этого оружия. Поражение может быть экономическим, приняв форму временного газового и нефтяного эмбарго, которое окончательно отрежет Россию от источника ее доходов и продлится как минимум до окончания войны. Поражение может включать создание новой архитектуры безопасности, основанной на новых видах гарантий безопасности для Украины, или даже своего рода членство Украины в НАТО. Какую бы форму оно ни принимало, оно должно существенно отличаться от Будапештского меморандума 1994 года, в котором Украине предлагались «гарантии безопасности», которые вообще ничего не значили.
Поражение может также включать в себя более широкие санкции не только в отношении нескольких избранных миллиардеров, но и в отношении всего российского политического класса. Фонд борьбы с коррупцией, возглавляемый находящимся в заключении российским диссидентом Алексеем Навальным, составил список из 6000 «взяточников и поджигателей войны», то есть политиков и чиновников, которые способствовали войне и режиму. Европарламент уже призвал к санкциям против этой группы. Если последуют и другие, может быть, кого-то из правящей элиты, наконец, уговорят начать искать новую работу или, по крайней мере, начать говорить о том, как добиться перемен.
Хотя такие заявления считаются недипломатичными, американская администрация ясно понимает, что поражение, маргинализация или отстранение Путина — единственный исход, обеспечивающий долгосрочную стабильность в Украине и в остальной Европе. «Путин, — сказал Джо Байден в марте, — не может оставаться у власти». В апреле Ллойд Остин заявил, что надеется «увидеть, что Россия будет ослаблена до такой степени, что она не сможет делать то, что она сделала, вторгнувшись в Украину». Оба эти заявления американского президента и его министра обороны были восприняты как оплошность или как политические ошибки — необдуманные замечания, которые могли вызвать раздражение у россиян. По правде говоря, они были наполовину сформулированными признаниями неприглядной реальности, с которой никто не хочет сталкиваться: любое прекращение огня, позволяющее Путину одержать хоть какую-то победу, будет нестабильным по своей сути, потому что оно подтолкнет его к новой попытке. Победа в Крыму не удовлетворила Кремль. Победа в Херсоне тоже не удовлетворит Кремль.
Я понимаю тех, кто опасается, что перед лицом неминуемого поражения Путин попытается применить химическое или ядерное оружие; Я переживала по этому поводу в начале войны. Но отступление из Киева и Харькова свидетельствует о том, что Путин все-таки не иррационален. Он прекрасно понимает, что НАТО является оборонительным союзом, потому что принял заявки Швеции и Финляндии без особых придирок. Его генералы производят расчеты и взвешивают затраты. Они прекрасно понимали, что цена первых успехов России была слишком высока. Цена применения тактического ядерного оружия будет намного выше: оно не принесет военного эффекта, но разрушит все еще существующие отношения России с Индией, Китаем и остальным миром.
Напротив, истинное поражение может привести к расплате, которая должна была произойти в 1990-е годы, когда Советский Союз распался, но Россия сохранила все атрибуты и безделушки советской империи — свое место в ООН, посольства, дипломатическую службу — за счет других бывших советских республик. 1991 год был переломным моментом, когда русские должны были осознать всю безрассудность имперских претензий Москвы, когда они должны были понять, почему так много соседей ненавидят и боятся их. Но российская общественность не усвоила этот урок. В течение десяти лет Путин, переполненный недовольством, убедил многих из них, что Запад и остальной мир чем-то им обязаны и что дальнейшие завоевания оправданы.
Военные потери могут создать реальную возможность для национального самоанализа или серьезных перемен, как это часто случалось в России в прошлом. Только неудача может заставить самих россиян усомниться в смысле и цели колониальной идеологии, которая на протяжении десятилетий неоднократно приводила к обнищанию и разрушению их собственной экономики и общества, а также экономики и общества их соседей. Еще один замороженный конфликт, еще одна схема временного удержания, еще один компромисс, спасающий лицо, не положит конец российской агрессии и не принесет постоянного мира.
Энн Эпплбаум
