Россия изначально была заинтересована в союзных отношениях с новой Европой, однако за несколько лет правления Путина резко изменила свою политику
Много столетий Европа была символом раздробленности народов и государств, напряженного соперничества, а также источником обеих мировых войн. Но именно она в итоге стала также лабораторией эксперимента, создав Европейский Союз, уникальную политическую систему. И которую Украина признала для себя желанной и комфортной средой обитания, последовательно придерживаясь курса на евроинтеграцию.
Россия изначально была заинтересована в союзных отношениях с новой Европой, однако за несколько лет правления Путина резко изменила свою политику. Для объяснения этой метаморфозы придумали “теорию унижения”. Мол, это Европа обидела и оттолкнула Россию. На самом деле причина была совсем в другом.
Объединение ради мира
Мечта об объединенной Европе насчитывает сотни лет. Хотя у истоков ее реализации стояли западноевропейские нации, эту мечту разделяли и развивали во всех уголках континента.
Среди первых, кто пытался перевести ее в практическую плоскость, был славянский монарх – Иржи из Подебрад, король Богемии с 1458 (а с 1469 года – чешский король) по 1471 год. Он выступил с радикальным предложением, которое можно считать первоначальным образцом ЕС: предложил заключить договор между всеми христианскими государствами, в частности Венгрией, Польшей, Богемией, Баварией, Францией для решения всех разногласий мирными средствами, чтобы положить конец раздору. Это объединение предусматривало совместный парламент и другие совместные институты.
Хотя его идею и не реализовали, она не пропала. Время от времени проекты объединения Европы предлагали философы, общественные и политические деятели. Позже польский ученый Войцех Ястшембовский в 1831 году сформулировал документ под названием «О вечном мире между народами» («O wiecznym pokoju między narodami»). По сути, это проект первой конституции Европы, объединенной как одна республика без внутренних границ, с единой судебной системой и учреждениями, состоящими из представителей всех наций.
В начале XX века идею создания «Соединенных Штатов Европы» активно пропагандировал Томаш Гарриг Масарик, первый президент Чехословакии. Он видел «Новую Европу» содружеством крупных и малых государств, где «ни одна нация не должна использовать другую нацию в качестве средства для своей цели».
О Европейской федерации, составной частью которой должна стать Украина, одной из «найбільш сильних, міцних і певних», мечтал также Михаил Грушевский.
После двух мировых войн и на фоне советской угрозы европейцы начали реализовывать многовековую мечту при активной поддержке со стороны США.
Однако договор об образовании Европейского Союза, также известный как Маастрихтский договор, был подписан только 7 февраля 1992 года. Его ратификация вывела европейское сообщество на уровень политической интеграции.
«За нашу свободу»
Еще в 1993 году правительство Украины провозгласило интеграцию в ЕС внешнеполитической целью. Это желание было закономерным, поскольку Украина принадлежит к европейскому цивилизационному пространству. Она связана с ним географией, историей, культурой. А также – и это, пожалуй, самое главное – типом своего политического устройства.
Историк Ярослав Грицак отметил, что ключевой аргумент в поддержку этого тезиса сформировала украинская либеральная историография в конце XIX – начале XX века. В частности, он ссылается на слова политического деятеля Вячеслава Липинского: «Основною різницею України від Москви єсть не мова, не плем’я, не віра, а інший витворений віками устрій політичний, інший… метод організації правлячої верстви, інше взаємовідношення верхів і низів, держави і громадянства».
В значительной степени, продолжает Грицак, развитие событий после падения коммунизма этот тезис подтвердило. Он упоминает статью российского историка Дмитрия Фурмана “Украина и мы” (1994). Тот писал, что уже первые годы после падения коммунизма показали, как резко Россия и Украина расходятся в своих политических траекториях. В обеих странах был глубокий политический кризис. Только в России он закончился тем, что в 1993 году президент отправил танки расстреливать парламент. А в Украине политическая борьба между Кравчуком и Кучмой завершилась тем, что первый мирно передал власть второму. Украинцы, – делал вывод Фурман, – сдали экзамен на демократию, который россияне провалили, и неизвестно, когда смогут его пересдать.
Впрочем, в конце 2013 – начале 2014 года украинцы должны были ценой собственных жизней бороться за право быть частью Европы. Ради того, чтобы жить на принципах свободы, демократии, верховенства права и человеческого достоинства. И до сих пор вынуждены отстаивать свой выбор в войне с Россией, которая стремится поделить Европу и утвердить свое доминирование.
Говоря, что «европейские ценности» – это, на самом деле, очень недавняя конструкция, Грицак добавляет, что они опираются на старые традиции. “Это касается такой определяющей черты современной Европы как демократия. Европейская демократическая традиция тянется с античности. И означала она не красивые фразы, а очень прагматичные преимущества. Уже Геродот пробовал объяснить, как небольшое племя греков могло победить огромную персидскую силу, причем греко-персидскую войну он трактовал как противостояние Запада с Востоком. Его объяснение было простым и убедительным: персы и другие племена сражались по принуждению деспота, а греки – как свободные люди. Эту же мысль повторил Перикл в речи на похоронах погибших афинян: мы живем свободными в своем государстве, и за свою свободу готовы бесстрашно сражаться и погибать на поле боя”, – говорит Грицак.
Итак, слова украинского гимна перекликаются со словами мыслителей Древней Греции, колыбели европейской демократии.
Канал France24, говоря о модернизированной и мотивированной украинской армии, сравнивает ее с библейским Давидом, молодым пастухом, который победил великана Голиафа, несмотря на внешне совершенно неравные силы. Потому что он сражался за свободу своего народа.
Россия интегрируется с Европой
Упомянутые выше Масарик, Грушевский (по крайней мере, на определенном этапе) считали, что Россия должна быть частью объединенной Европы. Многие российские и западные эксперты верили в 1990-х годах, что Россия интегрируется в европейские структуры. Министр иностранных дел РФ Андрей Козырев мечтал о членстве России в ЕС, а британский премьер Джон Мейджор призывал «расширить границы воображения» и пригласить туда Россию. В 1994 году между ЕС и Россией было заключено соглашение о сотрудничестве и партнерстве – оно вступило в силу 1 декабря 1997 года.
Даже Путин в первые годы своего правления не исключал интеграции с ЕС в будущем. «Ммы намерены действовать в направлении унификации нашего законодательства с европейским и не намерены сокращать наши связи с Европой, а, напротив, мы намерены расширять наше сотрудничество по всем направлениям. Я хочу это подчеркнуть – по всем направлениям. И я не исключаю того, что на каком‑то этапе наших взаимоотношений между объединенной Европой и Россией встанут на повестку дня и вопросы интеграционного характера», – говорил он в интервью французским телеканалам в октябре 2000 года.
Кроме того, он подчеркивал, что расширение ЕС «никаких опасений» у России не вызывает, более того, «приветствовал» этот процесс.
…только
Но уже в 2004-2005 годах разгорелся конфликт между Россией и Европой из-за президентских выборов в Украине. Отпускать Украину в Европу Путин категорически не хотел.
Некоторые западные политики и эксперты в частности называют причиной похолодания отношений между Россией и Западом «оскорбление», которое якобы нанес России Запад, зайдя на территорию ее якобы законных интересов. Возможно, именно это имел в виду Эммануэль Макрон, когда сказал вчера о необходимости понять «современные травмы этого великого народа» (россиян – ред.).
Впрочем, такая интерпретация оскорбительна в первую очередь для Украины. Но дело не только в этом. Если бы Россия придерживалась заявленного курса на евроинтеграцию, то каким образом ее могла «обидеть» евроинтеграция Украины?
Очевидно, причина заключалась немного в другом
В 2010 году на конференции в Германии Путин, который тогда был премьер-министром, заявил о своей уверенности в том, что когда-то Россия войдет в еврозону. И это на фоне кризиса, который ее тогда лихорадил!
А российская пропаганда на протяжении лет одновременно очерняла Евросоюз, предсказывая ему скорую гибель, и продвигала гипотетическую идею «Большой Европы» («от Лиссабона до Владивостока»). Мол, присоединение России к Евросоюзу придало бы ему новых сил. Связка “Европа плюс Россия” могла бы стать настоящей мировой сверхдержавой, единственной силой в мире, способной реально конкурировать с США. Эту идею Россия активно продвигала в Европе через своих «прокси».
В Кремле приложили максимум усилий для того, чтобы Евросоюз покинула Британия. И не скрывали своей радости, когда это произошло. О том, что Россия могла бы занять освободившееся место, писало, например, пророссийское хорватское издание Advance.
Не исключено, что это действительно соответствует тайной мечте Кремля. Именно в таком ключе можно интерпретировать заявление, которое всего неделю назад сделал пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков: «Англосаксы, конечно, изрядно накачивают напряженность на европейском континенте. Здесь нам, европейцам, есть, о чем задуматься… И до тех пор, пока мы, европейцы, не поймем, что это нам всем вредит, думаю, ситуацию вряд ли удастся исправить».
То есть, Россия даже сегодня совсем не против занять свое место в Европе. Но не как равная среди равных, она хочет доминировать. Не только в Европе, но и в мире. Научным языком это называлось «пропорциональным представительством за европейским столом» и «историческим англо-русским соперничеством за доминирование в мире». Критикуя объединенную Европу, в России часто заявляют, что ее отцом, мол, был Гитлер (а он, в свою очередь, был «англо-американским изобретением», конечно).
Кроме того, что идея объединенной Европы на сотни лет старше Гитлера, он не «объединял», а завоевывал ее, создавая полную противоположность тому, о чем мечтали европейцы: централизованную империю с господствующим этносом, для которого Европа была лишь необходимым «жизненным пространством». И начал он это с “защиты” немцев, носителей великой культуры и языка, которые страдали в Чехии и Польше, потому что вынуждены были учить какие-то «непонятные» языки.
Если вспомнить его известную зависть к “англосаксам”, смешанную с ненавистью, пренебрежение к американцам как к “безродной” нации, неспособной к высокой культуре, и в то же время уважение к их экономическому могуществу, вырисовывается картина практически полной аналогии с “русским миром”.
Еще в 2004 году издание Eurozine отмечало, что для российского политического дискурса характерно противопоставление Европы и Запада (США, НАТО), в котором Запад предстает как своего рода деструктивная сущность, которая постоянно стремится нарушить европейское равновесие, как активная, деятельная сила, тогда как Европа – как пассивная сущность, страдальческая, арена политической борьбы и военного противостояния. Она лишена собственной субъектности, вопрос лишь в том, кто ее освоит.
Как сказал Владислав Сурков, многолетний идеолог и серый кардинал Кремля: «Россия получит свою долю в новом всемирном собирании земель (вернее, пространств), подтвердив свой статус одного из немногих глобализаторов, как бывало в эпохи Третьего Рима или Третьего Интернационала. Россия будет расширяться не потому, что это хорошо, и не потому, что это плохо, а потому что это физика».
Своя версия абсолютных ценностей
Что же на самом деле произошло в упомянутый выше период между 2000 и 2004 годами, если Россию никто не «оскорблял»?
По мере того, как продолжался рост нефтяных цен, российская политическая элита начала чувствовать себя все увереннее. К ядерному фактору добавилась сырьевая составляющая. Это позволяло почувствовать собственный вес и самодостаточность. И тогда российский политический класс начал возвращение к авторитаризму и старой великодержавной идеологии, то есть естественной и привычной для России форме существования персоналистской власти.
Известная хамская фраза в духе новой российской дипломатии «who are you to f***ing lecture me?» («ты кто, б**дь, такой, чтобы читать мне нотации?») была сказана министром иностранных дел РФ министру иностранных дел Великобритании позже – в 2008 году. Но думать так в России начали значительно раньше. Вскоре после прихода Путина к власти в России утвердился такой настрой: нечего нам у Запада учиться, мы сами кого хочешь научим.
Более цивилизованным способом это было сформулировано политтехнологом Глебом Павловским еще в 2004 году, в предисловии к книге «Россия без Европы»: «Сегодня мы видим именно строгого чиновника – толкователя идеалов, обучающего восточных недорослей евроатлантическим ценностям (знал ли о них Антон Чехов?)… Нациям предлагают принять стандартизированный пакет ценностей заодно с инстанцией, которая вправе их контролировать… Россия определяет себя как европейское государство, одновременно являющееся цивилизацией – носителем своей версии абсолютных ценностей».
Здесь снова Гитлер назывался создателем Евросоюза, а Россия – свободолюбивой антифашистской страной, противостоящей «тоталитарной унификации». В тексте также утверждалось, что Россия не позволит унифицировать свою часть Европы. И под этим имелась в виду явно не европейская часть России, поскольку вся книга посвящена тому, что РФ якобы отлучили от Европы, оставили за бортом. Так завуалированно Россия обозначала сферу своих якобы законных интересов.
Россия “встала с колен”, почувствовала вкус суверенитета, который понимала как возможность делать что заблагорассудится. Политическое (“сетевое”) устройство Евросоюза ее пугало, еще больше пугало “растущее влияние международного гуманитарного права и прав человека, которые ограничивают власть государственных лидеров над гражданами их стран”.
Говоря простым языком, российский политический класс смущало, что народ больше нельзя держать за крепостных и власть в целом теряет четкие привычные контуры.
Антоном Чеховым, антифашизмом и “теорией унижения” был замаскирован банальный разворот к авторитаризму во внутренней и к захватничеству – во внешней политике.
Позиция трех обезьян
Несмотря на то, что Украина засвидетельствовала свое желание присоединиться к ЕС много лет назад, ей пришлось с мясом выдираться из когтистых братских «объятий», чтобы идти своим путем. Конечно, политика России – не единственная причина, почему Украина до сих пор не является членом Евросоюза. Но она всегда была самой главной причиной. До того, как Россия прибегла к откровенной агрессии, она препятствовала исподтишка – шантажируя, манипулируя, коррумпируя. И лгала о том, что ее «обижают» и «унижают».
Бывший министр иностранных дел Дании Уффе Эллеман-Йенсен так отвечал на вопрос о Западе и России: «Я не поддерживаю популярный тезис о том, что Запад не смог помочь России в 90-е гг. Напомню, что Запад предоставил России огромную помощь. Но в самой России не было условий для нового “плана Маршалла”. Я также не принимаю “теории унижения” России со стороны Запада, потому что расширение ЕС и НАТО было частью raison d’etre (разумной основы – ред.) этих организаций и это расширение не представляло никакой угрозы России. Я уверен, что Запад проиграл именно тогда, когда его политические лидеры перестали быть честными в их отношениях с Россией. По разным причинам они молчали, когда Россия свернула с демократического пути, и они спокойно взирали на серьезные нарушения Россией принципов, утвержденных ОБСЕ и другими международными институтами. Я не говорю, что западные лидеры должны были изолировать Россию. Совсем наоборот, они должны были поднять голос, когда российские лидеры отказывались от принятых ими обязательств в сфере свобод и прав человека и отношений с независимыми государствами. Получается, что Запад принял позицию известных трех обезьян: “ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу”. Я не думаю, что такая западная позиция заставляет уважать западные ценности тех лидеров, которые чувствуют вкус к авторитаризму…».
Центр стратегических коммуникаций и информационной безопасности
