По материалам аналитических изданий

Ранее стратегические решения президента Путина не ставили российскую элиту на грань раскола. Она почти не сопротивлялась ни разгрому олигархов, ни выстраиванию вертикали, и даже подъем силовиков воспринимала скорее как плату за стабильность. Война в Грузии вопросов не вызвала, а присоединение Крыма в 2014 году многих обрадовало. 

Дальше все пошло по системе: путинские друзья поднимались выше и становились наглее, силовики проникали не только в государственное, но и в частное пространство (например, на руководящие должности в крупные компании), появились признаки государственной идеологии. С 2015 года жизнь в стране быстро советизировалась, дойдя до обнуления сроков Путина и полного разгрома несистемной оппозиции.

Ничего из этого не вызывало расколов. Элиты ворчали, но продолжали жить как ни в чем не бывало. Даже вторжение в Украину стало шоком, но к расколу не привело. Кто был категорически против — уехал. Кто не мог уехать — надолго замолчал.

Объясняя причины такой политической импотенции элиты, эксперты обычно говорят о страхе перед Путиным или отсутствии возможностей проявить свою позицию, достучаться до президента. Но это больше похоже на следствия, чем на причины неготовности элит задаваться вопросами о происходящем.

Реальные причины тут, скорее, в признании доминирующего положения Путина и концентрации консерваторов в политической жизни. Против течения никто не пойдет, особенно если оно становится все более мощным, беспринципным и нетерпимым к отклонениям от генеральной линии — то есть антизападного консерватизма.

Страх перед Путиным — это во многом понимание реальности: все антипутинское (несистемное) подлежит разгрому. Те, кому есть что терять, совершенно прагматично предпочтут попрятаться и замолкнуть. (Хотя западные санкции вернут их к реальности).

Кроме того, долгое время российская элита верила, что Россия не может проиграть в войне с Украиной: Путин придумает какой-нибудь новый план и все выправит. Казалось, что сильно хуже в любом случае быть не может — ведь Запад уже использовал едва ли не весь свой арсенал инструментов давления.

Элиты, пусть и нехотя, были вынуждены принять войну России против Украины как данность. Альтернатив ей нет, все зашло слишком далеко. А если дело дойдет до поражения, то может возникнуть угроза социально-политической дестабилизации и подъема народных масс.

Поэтому до сентябрьского отступления под Харьковом расчет большинства представителей элиты, от силовиков до крупного бизнеса, был простым: России придется как-то побеждать. Неважно, что конкретно это означало бы на практике, смысл один: Кремль должен получить в результате войны некие «завоевания», что позволит режиму избежать краха.

Однако с сентября все стало быстро меняться.

 Впервые за 23 года правления Путина есть все основания говорить о постепенном расколе внутри элиты.

Представители обеих возникших групп остаются пропутинскими и системными, но они по-разному смотрят на то, как Россия должна вести себя дальше и каковы ее приоритеты в этой безрассудной авантюре.

А так как раскол происходит внутри, среди своих, репрессивный аппарат, подготовленный под борьбу с несистемным, ничего с этим не может поделать.

На Путина никто не оглядывается уже хотя бы потому, что его позиция никому не понятна. Его лидерская функция размывается, потому что он продолжает вести войну и игнорирует тысячи возникающих вопросов о том, как решать проблему с учетом ограниченных ресурсов России.

До сентября у элит было ощущение, что Путин знает, что делает. Но после сдачи Харькова и Херсона, все воспринимается как ускоренное движение к хаосу и даже развалу страны.

Война так не пугала, как перспектива свободного падения в пропасть.

Мнения стали формироваться вокруг одного вопроса: что делать, когда Россия проиграет войну? Практически все представители элиты сходятся в том, что это произойдет.

Придется сдать и Крым, а там недалеко и до полной капитуляции с международным трибуналом, многолетними выплатами репараций.

 Тут и появляется все более выраженное размежевание.

Один полюс — реалисты, которые считают, что раз Россия сейчас не может выиграть войну, то нужно взять паузу, чтобы заняться восстановлением армии и экономики, а также обновлением политической системы. Для реалистов начало войны было ошибкой, вызванной искаженным пониманием возможностей страны. Нельзя было и проводить референдумы, раз удержать завоеванное нет возможности. Реалисты против сдачи позиций: линию фронта надо удерживать, перейдя к обороне.

В рядах реалистов хватает не только технократов и бизнесменов, но и силовиков и ультрапатриотов, которые представляют, что происходит на фронте. Многие из них не имеют самостоятельного политического веса, но обладают аппаратным влиянием (высокопоставленные чиновники) или финансовыми возможностями (представители крупного бизнеса). Реалисты представлены и на медийном поле, где уже допускается серьезная критика армии и признается уязвимость страны.

Такие колебания информационного поля — прямое следствие того, что кураторы медиа и сами не понимают, что происходит и как покрывать провалы. Поэтому концентрируются на главном — прикрывают Путина за счет ударов по его подчиненным.

Второй полюс — это сторонники эскалации. Его представители настаивают: избежать поражения Россия может, только если решится на полномасштабную мобилизацию, концентрацию ресурсов и безжалостную бомбардировку Украины до победного конца. Эта часть элиты гораздо более разношерстная, но ее объединяет одно общее свойство: чем хуже положение дел на фронте, тем больше политических дивидендов эти люди могут получить. 

 Все они встроены в вертикаль и зарабатывают очки своими локальными победами, которые могут казаться ярче на фоне поражений российской армии.

Несмотря на то, что многих сторонников эскалации, не назовешь особенно влиятельными, но именно они, как мы видим, сегодня определяет российскую тактику.

Судя по действиям, Путин убежден, что бомбежки энергетической инфраструктуры снизят боеспособность украинской армии и обрушат популярность властей, после чего Москва сможет продиктовать Киеву условия.

Но это очередная ошибка.

Россия, системно подбирается к серьёзному обострению между радикалами, для которых эскалация — это стиль жизни, и реалистами, осознающими, что продолжение войны, что  приведёт к полному краху. Результат этой борьбы и предопределит будущее России.