Новая экономическая парадигма становится по-настоящему устоявшейся, когда даже ее предполагаемые противники начинают смотреть на мир сквозь ее призму. На пике своего развития Кейнсианское государство всеобщего благосостояния получило равную поддержку как со стороны консервативных политиков, так и со стороны левых. В Соединенных Штатах президенты-республиканцы Дуайт Эйзенхауэр и Ричард Никсон полностью разделили основные принципы парадигмы – регулируемые рынки, перераспределение, социальное страхование и антициклическая макроэкономическая политика – и работали над расширением программ социального обеспечения и укреплением норм регулирования труда и окружающей среды.

То же самое было и с неолиберализмом. Стимулом к этому послужили экономисты и политики, такие как Милтон Фридман, Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер, которые были рыночными энтузиастами. Но окончательное доминирование этой парадигмы в немалой степени было обязано левоцентристским лидерам, таким как Билл Клинтон и Тони Блэр, которые усвоили большую часть ее прорыночной программы. Эти лидеры настаивали на дерегулировании, финансиализации и гиперглобализации, в то время как на словах они заявляли о смягчении последствий последующего роста неравенства и экономической незащищенности.

Сегодня мы находимся в самом разгаре перехода от неолиберализма, но что придет ему на смену, весьма неопределенно. Отсутствие прочной новой парадигмы не обязательно плохо. Нам не нужна еще одна ортодоксальная доктрина, предлагающая шаблонные решения и готовые планы для стран и регионов с разными условиями и потребностями.

Но экономическая политика должна руководствоваться вдохновляющей концепцией. История показывает, что вакуум, оставшийся после исчезновения неолиберализма, вскоре будет заполнен новой парадигмой, которая в итоге будет нуждаться в поддержке всего политического спектра. Такой результат может показаться невозможным, учитывая нынешнюю политическую поляризацию. Фактически, уже существуют признаки конвергенции.

В частности, может сформироваться новый двухпартийный консенсус вокруг «продуктивизма», который подчеркивает важность распространения производительных экономических возможностей во всех регионах и всех сегментах рабочей силы. В отличие от неолиберализма, продуктивизм отводит правительствам и гражданскому обществу значительную роль в достижении этой цели. Он меньше верит в рынки, с подозрением относится к крупным корпорациям и делает упор на производство и инвестиции, а не на финансы, а также на возрождение местных общин в условиях глобализации.

Продуктивизм также отходит от кейнсианского государства всеобщего благосостояния, уделяя меньше внимания перераспределению, социальным трансфертам и макроэкономическому управлению, а больше внимания мерам со стороны предложения, направленным на создание хороших рабочих мест для всех. И продуктивизм расходится с обоими своими предшественниками, отражая больший скептицизм по отношению к технократам и выражая меньше враждебности по отношению к экономическому популизму.

Риторика администрации президента США Джо Байдена и некоторые из ее политик содержат многие из этих элементов. В качестве примеров можно привести принятие промышленной политики для облегчения перехода к «зеленой» экономике, восстановление внутренних цепочек поставок и стимулирование создания хороших рабочих мест; возложение вины за инфляцию на крупные корпоративные прибыли, и отказ (до сих пор) отменить тарифы против Китая, наложенные бывшим президентом Дональдом Трампом. Когда самый старший экономист администрации, министр финансов Джанет Йеллен, превозносит достоинства «френд-шоринга» — получение поставок от союзников США — над Всемирной торговой организацией, мы понимаем, что времена меняются.

Но многие направления этого мышления существуют и у политических сил правого крыла. Встревоженные подъемом Китая, республиканцы объединились с демократами в продвижении инвестиционной и инновационной политики для поддержки производства в США. Сенатор США Марко Рубио, бывший и, вероятно, будущий кандидат в президенты от Республиканской партии, выступил с горячими призывами в отношении промышленной политики, продвигая финансовую, маркетинговую и технологическую помощь малому бизнесу, а также производственному и высокотехнологичному секторам. «В тех случаях, когда наиболее эффективным результатом рынка является то, что плохо для нашего народа — сказал Рубио, — нам нужна целевая промышленная политика, направленная на достижение общего блага».

Многие левые с этим согласны. Архитектор торговой политики Трампа в отношении Китая Роберт Лайтхайзер завоевал множество прогрессивных поклонников за свою жесткую тактику в отношении ВТО. Роберт Каттнер, ведущий голос левых, утверждал, что взгляды Лайтхайзера на торговлю, промышленную политику и экономический национализм «были скорее взглядами прогрессивного Демократа».

Центр Нисканена, названный в честь экономиста-либертарианца Уильяма Нисканена (главного советника Рейгана), сделал «потенциал государства» одним из своих основных направлений, подчеркнув, что способность правительств предоставлять общественные блага важна для здоровой экономики. Орен Касс, советник республиканца Митта Ромни во время его президентских кампаний в 2008 и 2012 годах и бывший старший научный сотрудник прорыночного Манхэттенского института, является критиком финансиализированного капитализма и поддерживает возрождение цепочек поставок и инвестиции в местные сообщества.

Аналогичным образом, Патрик Денин, один из ведущих интеллектуалов «правых популистов» в США, выступает за «политику в интересах рабочих» и «поощрение посредством государственной политики внутреннего производства». Во время недавнего интервью, в котором Денин обсуждала эту и другие экономические политики, писатель New York Times Эзра Кляйн отметил: «Что меня в этом всем забавляет, так это то, что они кажутся мне похожими на нынешнюю Демократическую партию».

Как выяснили Джеймс и Дебора Фаллоус, когда они путешествовали по Америке на своем одномоторном самолете с целью изучения местного экономического развития, прагматизм может взять верх над политическим пристрастием, когда речь идет о содействии бизнесу, создании рабочих мест и партнерстве между государственным и частным секторами. Местные политики, столкнувшиеся с проблемами экономического спада и безработицы, взаимодействовали с общественными группами, предпринимателями и другими заинтересованными сторонами в рамках широкомасштабных политических экспериментов. И во многих случаях их политическая принадлежность мало влияла на то, что они делали.

Еще предстоит увидеть, станет ли такое межпартийное сотрудничество и обогащение идеями новой парадигмой. Между республиканцами и демократами существуют глубокие разногласия по социальным и культурным вопросам, таким как право на аборт, раса и пол. Многие республиканцы, включая видных деятелей, таких как Рубио, до сих пор не отреклись от своей верности Трампу, который остается угрозой для американской демократии. И всегда существует риск того, что «новая» промышленная политика, которую поддерживают как консерваторы, так и прогрессисты, выдохнется или превратится в старые меры прошлого.

Тем не менее, есть признаки крупной переориентации в сторону экономической политики, которая уходит корнями в производство, работу и локализм, а не в финансы, консьюмеризм и глобализм. Продуктивизм может просто перерасти в новую политическую модель, которая захватит воображение даже самых поляризованных политических противников.

Дэни Родрик

Project Syndicate