На саммите в Брюсселе в июне 2021 года лидеры стран НАТО начали работу над новой стратегической концепцией, которая будет принята на предстоящем саммите в Мадриде, который начнётся сегодня 28 июня 2022 года.

Теперешняя рабочая концепция была согласована в 2010 году, но мир тогда был совсем другим.

Стратегическая концепция НАТО призвана обеспечить диагностику динамичной международной среды безопасности, определить основные угрозы и вызовы евроатлантической безопасности и наметить пути решения этих проблем.

Таким образом, она призвана определять политику НАТО на годы вперед, с учетом современных реалий.

Начиная со времён холодной войны стратегические концепции НАТО оставались засекреченными. Единственное что можно сказать, что в среднем длились они около десяти лет.

Планируемая к принятию Мадридская стратегическая концепция станет четвертой по счету стратегической концепцией НАТО после окончания холодной войны.

Первоначальные обсуждения новой стратегической концепции вращались вокруг необходимости подготовить Альянс к ситуации, которая характеризовалась возвращением межгосударственных угроз и соперничества великих держав и это резко контрастировало с тем, что после холодной войны Альянс уделял основное внимание транснациональным вызовам.

Теперь, важно понять, как возвращение конкуренции великих держав отразится на меняющемся балансе между так называемыми тремя основными задачами НАТО: (т.е. коллективной обороной, кризисным управлением и безопасностью на основе сотрудничества)?

Как НАТО должно сбалансировать обновленный акцент на межгосударственных угрозах и великодержавных конкурентах с постоянной актуальностью транснациональных угроз и вызовов, таких как терроризм или вопрос взаимодействия между климатом и безопасностью?

Когда НАТО думает о конкуренции великих держав, сколько внимания следует уделять непосредственной угрозе России для Европы, а не более системному вызову, который представляет собой стратегический подъем Китая?

И каким должен быть правильный баланс между военными и не военными аспектами соперничества великих держав?

Последний вопрос становится особенно актуальным в свете растущей значимости “гибридных” форм войны и появляющихся разрушительных технологий, которые заставляют Альянс делать упор на устойчивость общества внутри страны и наращивать усилия по технологическим инновациям.

Война в Украине – и продолжающиеся дебаты о том, как Альянс может помочь Украине, одновременно укрепляя сдерживание в Восточной Европе, – стали важными темами в обсуждении стратегической концепции.

В каком-то смысле нынешняя война подтверждает мнение о том, что мы действительно живем во все более конкурентном мире, и что межгосударственные угрозы возвращаются.

С другой стороны, открытый и прямой характер вторжения России ставит под сомнение некоторые из распространенных предположений о том, что будущий конфликт, скорее всего, будет развиваться непрямыми и гибридными путями.

Несмотря на то, что стратегическая концепция предназначена для разработки долгосрочной стратегии, значимость войны в Украине и тот факт, что она, вероятно, будет иметь отголоски в течение многих лет, делает теперешний кризис важным при разработке концепции. Тем не менее, неопределенность в отношении судьбы операций России в Украине или того, как они могут повлиять на мощь и стратегическое положение России вдоль восточной границы Альянса, означает, что любые размышления о стратегии НАТО на Востоке должны выходить за рамки стратегической концепции.

Действующая стратегическая концепция НАТО, принятая в Лиссабоне в 2010 году, направлена на достижение баланса между так называемыми тремя основными задачами Альянса: коллективной обороной, управлением кризисами и безопасностью на основе сотрудничества.

Во многих отношениях Лиссабонская стратегическая концепция опирается на предыдущую, еще более раннюю (принятую в Вашингтоне в 1999 году).

Она представляет собой кристаллизацию опыта НАТО в период после окончания холодной войны, эпоху, характеризующуюся военно-технологическим превосходством Запада и кажущимся отсутствием равных конкурентов.

Сразу после окончания холодной войны все еще была широко распространена вера в то, что бывшие противники, такие как Россия, и даже новые великие державы, такие как Китай, могут быть каким-то образом интегрированы в порядок, основанный на правилах. И это был поистине исключительный период.

Избыток силы, которым обладали Соединенные Штаты и их союзники, давали Западу свободу рук (как в политическом, так и в военном отношении) для участия в амбициозных начинаниях за пределами региона, использования операций по урегулированию кризисов и инициатив по коллективной безопасности для расширения сферы действия так называемого открытого, основанного на правилах международного порядка не только в более широком евроатлантическом соседстве, но и за его пределами.

Тогда, коллективная оборона и сдерживание отошли на второй план. Несмотря на то, что они составляли основу евроатлантической безопасности, они считались почти излишними в свете военно-технологического превосходства Запада. Кризисное управление и коллективная безопасность стали главными.

Но этот мир ушел в прошлое, и конкуренция великих держав вернулась.

Эту реальность проиллюстрировали аннексии Россией Южной Осетии, Абхазии и Крыма в 2008 и 2014 годах, а также еще более дерзкое вторжение в Украину в феврале 2022 года. Те надуманные причины, которые былы поставлены во главу угла нападения и начала военных действий.

Такой конкурент вновь бросают вызов безопасности, геополитической архитектуре и архитектуре безопасности в важных регионах Европы и Восточной Азии, а также институциональной и нормативной базе, которая лежит в основе открытого, основанного на правилах международного порядка.

Адаптация Североатлантического союза к этой новой волне конкуренции великих держав, вероятно, станет главной задачей на ближайшее десятилетие.

Семён Мельниченко

для «Міжнародного кур‘єру»