Смелость может показаться устаревшей добродетелью в мире эгоистичных генов и утилитарной экономики. Если мы призваны ставить себя на первое место — максимизировать свою индивидуальную полезность — то какое место остается для героизма? Как смелость может быть бескорыстной? Звучит почти нелогично.

Это не так. Президент Украины Владимир Зеленский напомнил нам, что мужество не устарело. Отказавшись искать убежища за границей, когда Россия напала, он сплотил сначала свой народ, а затем большую часть свободного мира, чтобы противостоять вторжению в его страну по приказу президента Владимира Путина.

У Зеленского много друзей. Как только вы начнете искать, вы повсюду найдете профили мужества: в группах наблюдения за соседями, которые противостоят торговцам наркотиками, у медсестер и врачей, которые подвергают себя таким заболеваниям, как Covid-19, чтобы заботиться о своих пациентах, у политиков, которые рискуют проиграть выборы, говорить и делать то, что они считают правильным.

Так что мужество явно существует. Но как это определить? Что считается и что не считается мужеством? Если акт мужества можно объяснить, не обесценивает ли это каким-то образом его ценность? И поскольку это экономический информационный бюллетень: существует ли экономика мужества?

Аристотель, которого иногда называют первым экономистом, говорил, что мужество, как и другие добродетели, есть середина между противоположными пороками, в данном случае опрометчивостью и трусостью. Он добавил важную оговорку: мужество не является отвагой, если оно не служит достойному делу. Бороться, чтобы защитить себя, смело, но не особенно достойно восхищения — так поступают животные. Он сказал, что бороться за свою страну — это мужественно. Если бы Аристотель был здесь сегодня, он, вероятно, считал бы Зеленского смелым, но не угонщиков самолетов 11 сентября.

Современная экономическая наука отвергла философию Аристотеля и заменила ее утилитаризмом, который направлен на максимизацию «полезности», обычно определяемой как удовольствие. Для утилитариста акт героизма является расточительным, если он не приводит к величайшему благу для наибольшего числа людей. Сведение всего человеческого опыта к количеству «полезностей» математически удобно, но с трудом согласуется с древними добродетелями, такими как мужество, сила духа и благоразумие.

Еще одно направление современной экономики — приверженность свободному рынку. В «Богатстве народов» Адам Смит писал: «Не от благожелательности мясника, пивовара или пекаря мы ожидаем наш обед, а от их заботы о своих собственных интересах. Мы обращаемся не к их человечности, а к их себялюбию, и никогда не говорим им о наших нуждах, а говорим об их преимуществах». Многие экономисты, придерживаясь этой концепции, стали рассматривать эгоизм как двигатель процветания. Мужество было, если уж на то пошло, докапиталистической добродетелью — пережитком эпохи рыцарства.

Уничтожение мужества, казалось, было завершено социальным дарвинизмом, философией, зародившейся в 19 веке, которая утверждала, что выживание наиболее приспособленных должно относиться к людям, а не только к другим размножающимся организмам. Через два столетия после «Богатства народов» британский биолог-эволюционист Ричард Докинз написал влиятельную книгу «Эгоистичный ген», в которой говорилось: «Любая альтруистическая система по своей природе нестабильна, потому что она открыта для злоупотреблений со стороны эгоистичных людей, готовых использовать его».

Философ Ричард Рорти был доволен отсутствием героизма в современных демократических обществах. В работе 1988 года «Приоритет демократии перед философией», он писал, «Даже если типичные виды характера либеральных демократий являются мягкими, расчетливыми, мелкими и нехарактерными, преобладание таких людей может быть разумной ценой за политическую свободу».

На самом же деле мужество сохранилось — не только на деле, но и в теории. Экономисты обратились к более ранней работе Смита «Теория моральных чувств», в которой объяснялось, что свободные рынки нуждаются в этической основе. Джон Мейнард Кейнс писал в 1938 году, что экономика — это «наука о морали», которая «использует самоанализ и оценочное суждение». Кеннет Боулдинг и Амартия Сен также вновь вернули мораль и мужество в сферу экономической науки.

В эволюционной биологии также появилось новое понимание того, что выживание наиболее приспособленных не означает войны всех против всех. Даже если гены эгоистичны, существа, в которых они обитают, не обязательно должны быть таковыми. Тенденция жертвовать собой ради других может быть выбрана эволюцией, если существа, чьи жизни спасены таким жертвоприношением, склонны (в среднем) иметь общие гены с существом, которое теряет свою жизнь, и, таким образом, передавать эту черту по наследству.

Чарльз Дарвин сам указал на это в отрывке из «Происхождения человека», на который в то время обращали мало внимания: «Не может быть сомнения в том, что племя, состоящее из многих членов, которые, обладая в высокой степени духом патриотизма, верность, послушание, мужество и сочувствие, всегда готовые оказать помощь друг другу и пожертвовать собой ради общего блага, одержат победу над большинством других племен; и это будет естественный отбор».

Экономисты, может быть, и теряли мужество, но художники — никогда. Майя Энджелоу, американская поэтесса и активистка, однажды вторила Аристотелю: «Мужество — самая важная из всех добродетелей, потому что без мужества вы не сможете последовательно практиковать никакую другую добродетель. Вы можете беспорядочно практиковать любую добродетель, но ничего последовательного без мужества».

Я взял интервью у Джеффри Ходжсона, который получил экономическое образование, преподавал менеджмент в нескольких британских университетах и ​​написал книгу «От машин удовольствия к моральным сообществам». Он сказал мне, что люди уникальны тем, что их склонность жертвовать друг другом, хотя и имеет биологическую основу, подкрепляется культурой. «Я вырос на историях о героических личностях, — сказал он. «Мы рассказываем детям о великих героях. Люди делают добро. Ставить других выше себя». Ходжсон предсказал, что Зеленский будет использоваться в качестве примера для воспитания мужества и самоотверженности будущих поколений.

Я также взял интервью у Эла Джини, вышедшего на пенсию профессора деловой этики Чикагского университета Лойолы. Он сказал, что не случайно Зеленский был комедийным актером до того, как стал президентом. «Быть ​​лидером — значит играть свою роль, — сказал Джини. «Роль, посвященная другим».

Зеленский играет роль героя, и это ему нравится.

Питер Кой

NYT