В чем трудность расследования возможных военных преступлений армии России во время войны в Украине, объяснил эксперт по международному уголовному праву Уильям Вилей.

После того, как мировые медиа облетели страшные кадры с изображением убитых мирных жителей украинских городов, освобожденных от российских войск, лидеры многих стран призвали привлечь руководство России к ответственности за военные преступления. Однако политические заявления не являются доказательствами в суде.

О специфике расследования военных преступлений и о том, где искать доказательства в таких случаях, в интервью DW рассказал исполнительный директор неправительственной организации “Комиссия по вопросам международного правосудия и подотчетности” (CIJA) Уильям Вилей. На протяжении 25 лет он занимается расследованием преступлений в ходе военных конфликтов, среди которых войны на Балканах, в Ираке и Сирии.

DW: Господин Вилей, украинские власти хотят привлечь к ответственности всех россиян, причастных к совершению вероятных военных преступлений на территории Украины. Но Россия отрицает все обвинения в свой адрес. Как можно доказать, что эти преступления совершала именно российская армия?

Уильям Вилей: Первое, что должны сделать следователи и прокуроры, это разделить войну на две части. Первая – это боевая фаза, то есть военные действия вокруг Мариуполя, Харькова, Чернигова, других городов, где непосредственно столкнулись две армии. Проблемой там является отследить применение вспомогательного оружия – артиллерии, ракетных систем, воздушной поддержки – атакующими силами российской армии. Эти дела, которые очень тяжело формировать. Потому что по ним украинский суд или Международный уголовный суд будут привлекать к ответственности не Россию, а конкретных лиц. Поэтому следует установить связь этих возможных правонарушений с определенными лицами.

Международное уголовное право и законы войны запрещают атаковать гражданское население. Даже если мирные жители находятся на территории, пребывающей в зоне боевых действий, атакующая сторона должна заботиться об их безопасности. Кроме того, здесь существует различие между военной целью, атаковать которую законно, и гражданской инфраструктурой, которая такой целью не является. И если предположить, что украинские защитники поместили военное подразделение в жилом доме, то его можно атаковать, даже если в нем мирные жители.

Но в международном уголовном праве есть такое понятие как принцип пропорциональности. Согласно ему, ты не можешь атаковать дом, в котором условно находится 100 жителей, для того, чтобы убить одного украинского солдата. Но если в доме 10 жителей и 100 солдат, тогда это может быть оправдано. Я знаю, что это звучит ужасно, но так работает право. Потому подобные дела довольно сложные, но за них можно браться.

– А как работает право в случаях убийств мирного населения в Буче и других городах, в которых обвиняют российских военных?

– В этих случаях речь идет о вероятных преступлениях во время второй – оккупационной – фазы. Такие дела намного легче, потому что они касаются не боевых действий, а того, что вооруженные силы, осуществлявшие оккупацию, совершали убийства и изнасилования. В таких делах в первую очередь необходимо провести осмотр тела и сделать общий вывод о причинах смерти, то есть определить, от чего погиб человек – от ран, вызванных шрапнелью, или от пули.

В Буче люди были застрелены. Однако это еще не доказательство преступления. Тогда мы задаемся вопросом – когда они были убиты? Были ли это бои между украинскими защитниками и русскими (войсками. – Ред.) за Бучу? Таким образом, постепенно исключая определенные очевидные вещи, вы наконец доходите до точки, в которой становится понятно, что эти люди были гражданскими и они были убиты.

Затем следует определить, какие именно военные подразделения находились на территории населенного пункта в то время. В соцсетях сообщают, что в Буче действовала, в частности, 64-я отдельная мотострелковая бригада. Однако вам нужно определить все находившиеся там военные подразделения и попытаться воспроизвести по разным источникам, кто ими командовал. Потому что главное в этих делах – даже не причина смерти погибших и даже не показания людей, ставших свидетелями убийств. Основа таких дел состоит из материалов и информации, полученных от самих россиян.

Прежде всего, это трафик сигналов, который украинцы научились хорошо перехватывать. Кроме того, я не сомневаюсь, что каждый раз, когда украинские военные уничтожают российские позиции, они обыскивают технику, тела убитых, пленных, изымают документы, телефоны, персональные компьютеры. Все эти полученные материалы должны быть проанализированы, чтобы понять структуру командования при отдаче приказов.

Конечно, вы вряд ли найдете там доказательства того, что отдавались команды вроде “Стреляйте в гражданских, когда захотите”. Но там может быть команда “Прекратите стрелять в гражданских”, которая о многом говорит. Для украинской стороны чрезвычайно важно определить имена рядовых, а желательно и офицеров подразделений, которые были в Буче. Сейчас они выведены на территорию Беларуси и, как ожидается, будут вновь дислоцированы на востоке Украины. Есть большая вероятность, что кто-нибудь из них попадет в плен. И каждый такой пленный является потенциальным свидетелем того, что происходило в Буче.

– Как правило, разрешение на такие действия дает командование, или на оккупированных территориях солдаты могут действовать по своему усмотрению в отношении местных?

– Здесь может быть и то, и другое или все вместе. Подобное поведение всегда терпимо воспринималось в русской армии еще в советское время. Россия имеет собственные законы войны, хотя убивать и истязать гражданских незаконно нигде. Однако очевидно, что в российской армии, расположенной в Украине, существуют серьезные проблемы с дисциплиной.

Мы видели свидетельства мародерства и грабежей. Офицеры профессиональной армии не разрешают своим подчиненным воровать и вообще иметь дело с гражданскими, потому что они на войне. Дело военных – воевать, и надо, чтобы твои солдаты были сконцентрированы на боевых действиях, иначе ты не победишь.

– Преступления, совершенные на украинской территории, масштабны. Расследование должно коснуться значительного массива событий и доказательств. Кто должен его вести?

– Как вы знаете, компетенция по расследованию военных преступлений в Украине принадлежит Офису генерального прокурора. Некоторые мои коллеги уже общались с генпрокурором, и она очень четко дала понять, что эта проблема Украины и Украина будет контролировать все расследования. Это отправная точка. Однако масштабы вероятных преступлений столь значительны после более чем 40 дней войны, что украинские власти вряд ли имеют достаточно ресурсов, чтобы самостоятельно с этим справиться.

Международный уголовный суд также не владеет такими ресурсами, потому что это относительно небольшая структура. Поэтому здесь главное – убедиться, что Офис генпрокурора получает всю помощь, которая ему необходима. В последние годы работники офиса прошли хорошие тренинги, организованные США и Великобританией. Однако им прежде всего не хватает системы для сохранения большого объема информации, которая имеет потенциальную доказательную ценность.

– Кто должен заниматься сбором доказательств по этим делам, чтобы они были приняты судом?

– Сбор доказательств на оккупированных территориях – очень опасная вещь, несущая с собой большие риски. Однако это можно делать. Здесь есть два положительных момента. Во-первых, в Украине очень мотивированное и смелое население. Во-вторых, Украина – это демократия, и в отличие от большинства стран, где мне пришлось поработать за последние 25 лет, там существует мощное гражданское общество, хорошие юристы, многие люди, которые имеют хотя бы начальные навыки в сборе доказательств даже на оккупированных территориях.

Виктория Власенко