Директор института “Политическая сфера” Андрей Казакевич о структурных переменах в белорусской политике, ситуации в экономике, роли и возможностях новой оппозиции.

Начиная с августа 2020 года, когда в Беларуси прошли президентские выборы, страна живет в политическом кризисе. Политолог, сооснователь Международного конгресса исследователей Беларуси Андрей Казакевич в интервью DW рассказал, что значит распад белорусской политической модели, что ждет белорусскую оппозицию и когда могут наступить перемены.

DW: Подводя итоги минувшего года, вы завили о “распаде белорусской политической модели”. В феврале вы снова вернулись к этой теме, и речь шла о “смерти идеологии белорусского государства”. В чем суть вашей позиции?

Андрей Казакевич: Главный итог 2021 года – это распад той белорусской политической модели, какой она формировалась с 1996 года. Политическая система должна уметь восстановиться после шоков или кризисов. Но уже ясно, что белорусская система восстановиться не может. Несмотря на кажущуюся твердость, она оказалась весьма хрупкой: разрушен баланс внутри правящей элиты, разрушен идеологический консенсус – симбиоз национального, советского и пророссийского. Также разрушена модель внешней политики, из донора стабильности Беларусь превратилась в реальную региональную угрозу.

Но главное, разрушен политический консенсус, то есть, те условности, которые позволяли людям признавать легитимность власти. В 1994 году Лукашенко действительно был избран большинством, и до 2020 года политический консенсус состоял в том, что он –  популярный политик, который получает большинство на выборах. И власть всегда подчеркивала, что опирается на большинство, но сейчас такое понимание власти полностью разрушено.

Власть перешла на новую модель, которая уже не предусматривает легитимность, полученную от народа. Александр Лукашенко, как популист, всегда подыгрывал ожиданиям большинства, но в 2021 году власть перестала подстраиваться под общество и стала продавливать общество под себя – отсюда репрессии, нежелание идти на диалог или компромиссы. И в стране больше не работают правовые нормы, право теперь есть воля господствующего класса в чистом виде.

– Если говорить о белорусской политической модели, то в нее были встроены и такие элементы, как оппозиционные партии, НПО, СМИ. Можно ли говорить о распаде политической модели и для них?

– И для них тоже. Мне кажется, политического будущего у большинства старых партий – таких, как БНФ, ОГП или БСДП – нет, им придется реорганизоваться, чтобы вписаться в новую модель. Сейчас абсолютно доминирует так называемая “новая оппозиция” – новые имена, появившиеся после президентских выборов. Мы видим, что идет кадровое перетекание со стороны старой оппозиции в новую.

Если говорить о модели до 2020 года, то оппозиционные политические партии в определенной степени ограничивались в своей деятельности, но для них была ниша, в которой они могли достаточно свободно действовать – проводить съезды и даже избирательные кампании или праймериз. Оппозиция признавалась (властями – Ред.), но был такой термин “оппозиционное гетто” – это 20-25% электората, и за эти пределы выйти было нельзя.

Та же ситуация и с медиарынком. В конце 1990-х и в нулевые годы большинство аудитории находилось под влиянием госТВ или газет, и существовало свое “гетто” независимых СМИ. Где-то в середине 2010-х годов произошел слом, когда все изменилось с точностью до наоборот. Лучший пример здесь интернет-ресурс Tut.by, ставший фактически доминирующим. Власти и эту модель уже разрушили, что привело к потере информационного суверенитета: белорусские СМИ вынуждены уехать, и на этом фоне выросло значение российских медиа. Телеканал “Дождь”, “вДудь”, “Эхо Москвы” из чисто российских брендов уже стали источниками информации и для белорусов.

– Европейский Союз и США ввели санкции против белорусского режима, но власти заявляют о росте экономики в прошлом году. То есть, распавшаяся модель оказалась достаточно устойчивой?

– Насколько система устойчива, будет понятно только, когда наступит ее стабилизация. Сейчас она находится в состоянии транзита, в состоянии революционного изменения. Сейчас мы видим, что есть попытка создать какую-то новую модель, видим, как меняется все в идеологии, политике, информационном пространстве. Поэтому мы не можем говорить, что система устойчива, что появились какие-то правила. Да, в экономике был неплохой год, но мы не знаем каким будет 2022-й, и даже Лукашенко не знает, что в итоге получится.

– Автор колонки на DW Иван Преображенский недавно сравнил Беларусь с кадыровской Чечней   – с благословения Москвы узурпатор может менять конституцию, преследовать своих граждан, но это уже не суверенитет. Это может быть новой белорусской моделью?

– Это можно рассматривать как один из сценариев. Но говорить о таком пока преждевременно. В 2021 году Россия больше оказывала Лукашенко помощь политическую, а не экономическую. Да, в настоящем моменте он стал очень зависим от России, но не факт, что это и дальше будет определять развитие Беларуси. На самом деле самому Лукашенко это не выгодно. Если будут открываться какие-то возможности ускользнуть от такой вассальной зависимости, то он будет ускользать.

– Учитывая развал политической модели, есть ли шансы у Светланы Тихановской и штаба демсил перехватить инициативу, или стоит ждатьпрезидентских выборов 2025 года?

– У альтернативных политических сил не так много механизмов, чтобы влиять на политическую ситуацию. Нет возможности вести организационную работу внутри страны, нет нормальной политической деятельности. Думаю, что основная их стратегия будет заключаться в том, чтобы использовать любые возможности, которые будут открываться. Все понимают, что ждать 2025 года бессмысленно. Поэтому все будет зависеть от экономической и внешнеполитической ситуации, от ситуации в России, от внутреннего недовольства из-за отсутствия перспектив для большинства населения, от недовольства части правящей элиты – все эти возможности могут привести к политическим изменениям.

Александр Бураков

Deutsche Welle