Государства по всему миру хотят подчинить компании своей воле

Отношения между государствами и бизнесом всегда меняются. После 1945 года многие страны стремились восстановить разрозненное общество, прибегая к помощи компаний, которые либо принадлежали государству, либо им управлялись. К 1980-м государство отступило, заняв роль арбитра, контролирующего правила, по которым частные компании соревновались на глобальном рынке — урок, который в какой-то степени усвоили и страны восточного блока. Сегодня же мы наблюдаем новую турбулентную фазу отношений между государством и компаниями на фоне запроса граждан на действие и решение проблем, начиная от вопросов социальной справедливости и заканчивая климатической повесткой. В ответ на это правительства направляют компании на то, чтобы они делали общество безопаснее и справедливее, не обладая при этом акциями компаний и не имея представительства в советах директоров этих компаний. Государство более не акционер и даже не арбитр — теперь оно управляет процессом с заднего сиденья. Этот властный бизнес-интервенционизм правительств благонамеренный. Но в конечном счете он ошибочен.

Признаки такого подхода повсюду — это четко видно в нашем специальном докладе. Президент Джо Байден ведет политику мягкого протекционизма, промышленных субсидий и регулирования, направленную на то, чтобы сделать свободный рынок безопасным для среднего класса. В Китае программа Си Цзиньпина «Общее процветание» ставит целью обуздать излишества бурного роста и создать более самодостаточную и при этом послушную бизнес-среду. Европейский Союз уходит от свободных рынков и переходит к промышленной политике и “стратегической автономии”. На фоне такого сдвига в больших экономиках другие страны, такие как Великобритания, Индия и Мексика, тоже начинают двигаться в этом направлении. Важно отметить и то, что в большинстве демократий вмешательство государства поддерживают все политические силы. Мало кому из политиков нравится участвовать в выборах в условиях открытых границ и свободных рынков.

Это происходит на фоне опасений граждан, что рынки и их арбитры не справляются со своими задачами. Финансовый кризис и медленное восстановление экономики усилили недовольство и гнев по поводу неравенства. Другие проблемы появились относительно недавно. Десять крупнейших в мире технологических компаний более чем в два раза больше, чем пять лет назад, и иногда кажется, что закон им не писан. Геополитический фон далек как от 1990-х годов, когда расширение торговли и демократии обещали идти рука об руку, так и от времен холодной войны, когда у Запада и Советского Союза было мало деловых связей. Теперь Запад и тоталитарный Китай — соперники, но при этом экономически связаны друг с другом. Нарушенные цепочки поставок становятся причиной инфляции, подкрепляя мнение, что мы зашли слишком далеко с глобализацией. А изменение климата становится все более реальной угрозой.

Государства пытаются внести коррективы в глобальный капитализм в попытках справиться с этими страхами и проблемами. Но при этом лишь единицы политиков и избирателей хотят вернуться к полномасштабной национализации. Даже господин Си не стремится восстановить империю металлургических заводов, управляемых комиссарами, а господину Байдену, несмотря на его ностальгию по 1960-м годам, достаточно пройтись по забитым портам Западного побережья Америки, чтобы вспомнить, что гос. управление — это прежде всего хаос. В то же время пандемия заставила правительства экспериментировать, опробуя новые программы, которые невозможно было представить себе в декабре 2019 года, начиная от финансовых гарантий фирмам объемом не менее $5 трлн и заканчивая рекомендациями в отношении социального дистанцирования покупателей в торговых галереях магазинов.

Подобный интервенционистский подход строится вокруг политик, которые не подразумевают прямое владение компаниями. Комплекс мер предположительно направлен на повышение безопасности, определение которой при этом достаточно широкое. Список отраслей, в которых государственное управление является законным по соображениям безопасности, расширился за пределы обороны и теперь включает энергетику и технологии. В этих областях правительства фактически занимаются центральным планированием, выделяя средства на НИОКР с целью стимулирования инноваций и субсидии для перенаправления капитальных инвестиций. В сфере полупроводников США рассматривают план субсидирования в размере 52 млрд. долларов, что является одной из причин, по которой прогнозируется удвоение инвестиций Intel по сравнению с тем, что было пять лет назад. Китай стремится к самодостаточности в сфере полупроводников, а Европа — в батареях.

Определение того, что считается стратегическим, вполне может расшириться, например, до вакцин, медицинского сырья и минералов. Под предлогом вопросов безопасности большинство крупных стран ужесточили правила в части скрининга зарубежных инвестиций. Санкции США и инструменты контроля за экспортом технологий опутали тысячи частных лиц и компаний.

Другой комплекс мер направлен на усиление роли стейкхолдеров. Акционеры и потребители больше не имеют неоспоримого первенства в иерархии групп, которым служат компании. Менеджеры должны больше учитывать благосостояние других участников рынка, включая персонал, поставщиков и даже конкурентов. Наиболее заметная часть этой работы является добровольной и регулируется инвестиционными правилами “ESG”, которые оценивают компании, по таким параметрам как защита окружающей среды, поддержка местного населения и собственных сотрудников. От этих более широких обязательств компаниям, возможно, будет все труднее уклониться. В Китае компания Alibaba пообещала “пожертвовать” 15 миллиардов долларов на реализацию программы “Общего процветани”». На Западе усиление роли стейкхолдеров может быть навязано бюрократией. Центральные банки и государственные пенсионные фонды могут не покупать ценные бумаги компаний, чья деятельности не попадает в очерченные рамки. Американское антимонопольное ведомство, которое раньше защищало только потребителей, сейчас думает и о том, чтобы включить в свой список и ряд других целях, таких как помощь малому бизнесу.

Стремление противостоять экономическим и социальным проблемам безусловно достойно похвалы. И пока, по крайней мере, за пределами Китая, более заметная роль правительств в жизни компаний не ударила по бизнесу и его желанию продолжать вести свою деятельность. Основной индекс фондового рынка США более чем на 40% выше, чем до пандемии, а капитальные затраты 500 крупнейших публичных фирм мира выросли на 11%. Тем не менее, в долгосрочной перспективе существуют три опасности.

ВЫСОКИЕ СТАВКИ

Первый риск заключается в том, что, преследуя противоречащие друг другу цели, бизнес и государство могут просто не найти устраивающие обе стороны компромиссы. Обязуя компанию, занимающуюся добычей полезных ископаемых, сохранять рабочие места, государство лишает ее мотивации постепенно сокращать свою деятельность, что в свою очередь вредит окружающей среде. Антимонопольная политика, помогающая сотням тысяч мелких поставщиков, навредит десяткам миллионов потребителей, которые в итоге столкнутся с более высокими ценами. Бойкот Китая за нарушения прав человека может лишить Запад доступа к дешевым технологиям в сфере солнечной энергетики. Предприятия и регулирующие органы, функционирующие в одном секторе, часто плохо подготовлены к решению такого рода дилемм, и им не хватает демократической легитимности для этого.

Вторая опасность — это снижение уровня эффективности и инноваций. Дублирование глобальных цепочек поставок обходится чрезвычайно дорого: трансграничные инвестиции транснациональных корпораций составляют $41 трлн. В долгосрочной перспективе наиболее пагубным является снижение уровня конкурентности. Фирмы, получающие субсидии, не мотивированы что-либо делать, а те, которые защищены от иностранной конкуренции, с большей вероятностью будут действовать далеко не в интересах клиентов. Если вы хотите обуздать Facebook, то самый верный способ — это пустить на рынок китайский TikTok. Экономика, в которой политики и крупный бизнес управляют потоками субсидий в соответствии с традиционными представлениями, не представляет возможностей для процветания предпринимателей.

Последняя проблема — это кумовство, которое в конечном итоге заражает и бизнес, и политику. Фирмы ищут выгоду, пытаясь манипулировать правительством: уже в Америке граница размыта, и корпорации все чаще вмешиваются в избирательный процесс. Между тем политики и чиновники в итоге отдают предпочтение конкретным фирмам — тем, в которые они вложили деньги и на которые сделали ставку. Стремление вмешаться с целью смягчить каждый удар, формирует привычку. За последние шесть недель Великобритания, Германия и Индия потратили $7 млрд на поддержку двух энергетических компаний и оператора связи, чьи проблемы никак не связаны с пандемией.

The Economist считает, что государство должно вмешиваться только с целью повышения эффективности работы рынков. К примеру, путем введения налогов на выбросы углекислого газа с целью побудить компании инвестировать в более экологичные виды технологий; или финансирования тех сфер науки и НИОКР, в которые компании не будут вкладывать; а также создания системы пособий, которая защищает рабочих и бедных. Однако новый тип государства, который попросту командует компаниями, выходит далеко за рамки такого подхода. Приверженцы подобного вмешательства в дела бизнеса надеются на процветание, справедливость и безопасность. Однако скорее всего их подход обернется неэффективностью, преследованием корыстных интересов и разобщенностью.

Редакционная статья

Источник: The Economist, Великобритания